Но вершина подлости синедриона — поступок с Иудой. Именно этот подписанный им документ и раздавил моё стремление к сопротивлению, показал мне, кто я такой. Пророк, реформатор, выразитель народного духа доброты? Ха! Оказалось, и цена-то мне — один плевок синедриона.
Как тонко мог я толковать священное писание, целыми часами рассуждать о том или ином установлении! Возможно, кто-нибудь из моих учеников вспомнит слова о принципе доброты: ударили по правой щеке — подставь левую. Сейчас мне все разговоры о добре и добродетели просто смешны. Принимаю эти слова только как способ показать своё духовное превосходство, и то в случае невозможности выразить протест как-то иначе. Сейчас я бы сказал другое:
— Не мир принёс я вам, но меч!
И, конечно, меня бы не поняли. Две крайности, но от одной до другой нужно пройти через смерть. Опыт жизни приходится дорого оплачивать.
На суде я не стал выдвигать обвинений по поводу событий на постоялом дворе. Подумаешь, изнасиловали женщину. Что там до страданий одного человека, когда солдаты Рима всю жизнь занимаются убийствами, насилием и грабежами! А что, скажи, с Иудой?
— Ты оказался прав, — ответил Аман Эфер, — под пыткой он подписал донос. Потом был повешен. Нет свидетелей, ничего нельзя и проверить. Как утверждает официальный документ, прибывший в канцелярию прокуратора, установлено, что спутники и ученики Иисуса из Назарета из чувства мести умертвили Иуду из Кариота, истинного ревнителя законов Моисея. Отдан приказ о поимке всех виновных и преданию их суду. Сегодня около Голгофы схватили некоего Иоанна, но в связи с вмешательством римской охранной когорты ему удалось бежать. Думаю, все твои спутники — опасные свидетели для рода Каиафы. Представь себе, что одиннадцать человек пойдут по Иудее и станут рассказывать о случае на постоялом дворе и твоей казни: через год вся Иудея будет в курсе событий. Пойдут жуткие пересуды, и Каиафе придётся покинуть пост первосвященника и потерять такие доходы, которые тебе и не снились. Не надо забывать и чувство тревожной заботы о. сыне. Отец хочет сохранить его лицо на будущее, когда он остепенится и ему придёт время занять подобающее место среди вождей религии и государства.
Галилеянин забеспокоился, на ложе ему стало неуютно. Мысли его переключились на учеников: их ждёт печальная участь и всё из-за его глупости. Помочь ученикам он ничем не может. Взгляд его с надеждой устремился к посланцу прокуратора.
