Примипиларий, внимательно следивший за событиями на площади, поднял руку. Грохот смолк, всадники осадили коней. От кресла прокуратора раздался голос римского актуария:
— Прокуратор оставляет в силе все приговоры. Суд закончен.
Сарейя, находившийся рядом с актуарием, склонил голову, свёл руки вместе и, подтверждая неизбежность своего подчинения, проговорил фразу, ограждающую его от ответственности за принятое решение:
— Я умываю руки.
Стража, окружив осуждённых, повела их к месту содержания. Быстрее всех уяснили положение дел фарисеи. На виду ещё гарцующих всадников они стали растекаться с дворцовой площади. За ними последовали и остальные, довольные уже тем, что обошлось без кровопролития.
Нумизий Руф направился на доклад к прокуратору, которого он застал в глубокой задумчивости в том же зале, на том же ложе.
— Не надо докладывать. Я и так представляю события на площади. Нетрудно восстановить всю картину. Просто надо знать толпу и её поведение, тогда ничего непредвиденного случиться не может. Я доволен тобой и примипиларием. Иди отдыхай, у нас был тяжёлый день.
Прокуратор опустил голову и погрузился в размышления. И опять любимый мотив возник в воспоминаниях. Тот мотив, который помогал ему твёрдо стоять на ногах, каким трудным испытаниям ни подвергала его жизнь. Мысль побежала по уже известному пути. На этом пути он из должностного лица императора Тиберия снова становился мальчиком из простонародья.
Он стоит на настиле разбираемой плотины высоко над грохочущим и бурлящим внизу потоком воды. Настил как бы висит в воздухе и весь дрожит от мощного напора. Бегать приходится по последнему оставшемуся бревну. Шум падающей воды так силён, что не слышно человеческого голоса в ста локтях от плотины.
В тот год, когда началось таяние снегов в горах, отец впервые взял Понтия на самую ответственную работу — разбор плотины. Работа требовала не только сноровки, быстроты и уверенности в себе, но и смелости. Малейшая оплошность может привести к падению. Поток схватит, закрутит, бросит на дно бучила, и клокочущая вода уже не выпустит ослабевшее тело из своих объятий.
Вступив на качающийся помост плотины, Понтий не чувствовал себя героем, но этот эпизод запомнил и вспоминал только по одной причине: в тот день к нему пришло чувство бесстрашия и осталось с ним навсегда. Многие годы спустя Понтий воспринимал преодоление страха как важнейшую жизненную победу: если тогда, то и теперь…
