— Жадность Марка Мессалы чрезмерна и оказалась пагубной для Рима. Какие убытки потерпела империя! На месте императора Августа я не простил бы такому глупому и нечестному человеку.
— Не исключено, что к роли Марка Мессалы император может вернуться. Передо мной стоит более скромная задача — взять крепость. Так как же настроены, вождь Батон, твои соплеменники?
— Скорее всего, легат, придётся тебе биться с ними до конца. Ещё вчера на военном совете я предлагал обсудить сдачу крепости на достойных условиях. Меня решили выпустить, сами же решили сражаться до конца. Ведь ты им можешь предложить только рабство. В Андетрий же собрались настоящие воины.
Некоторое время Тиберий колебался:
— А как посланник твоего сына мог проникнуть в крепость? Плотно обложены стены войсками, и я был уверен в невозможности обмена людьми.
— Как можно это сказать?! Подумай!
— Если ко мне нет вопросов, можешь со своими спутниками направиться в отдельную палатку; она охраняется. Двинуться в путь можешь в любое время. Сообщаю, император назначил тебе местожительство в городе Равенне. В пути тебя будет сопровождать турма кавалерии; приказ отдан императором. Пожелаем друг другу благословения наших богов!
— Быстро они переговорили, — тихим голосом говорил рядом Авилий Флакк. — У меня впечатление, что вопросы были решены раньше, а сейчас состоялось что-то похожее на личное знакомство.
— Неужели в обмен на жизнь Батон сдаст крепость?! — с радостью и негодованием вырвалось у Понтия. С радостью — потому, что не придётся лезть на стену: негодование было связано с поведением, недостойным воина Батона.
Авилий с интересом посмотрел в лицо друга:
— Об этом мы узнаем через несколько дней.
Через несколько дней стало ясно, что крепость придётся штурмовать. Началась подготовка штурмовых отрядов, строились искусственные площадки для катапульт. Не сдал крепость Батон; в душе Понтия боролись противоречивые чувства.
Прошла неделя, наступило 2-е августа. Центурии Понтия Пилата вновь выпала очередь выйти в ночной дозор. Ещё днём он осмотрел и указал своим легионерам места засады.
Томительно тянулась ночь, и только когда положение Большой Медведицы показало далеко за полночь, в полной тишине раздалось едва слышное поскрипывание. По слуху Понтий установил место шума, и его глаза не выпускали из поля зрения каменную глыбу. Тянулись минуты, прошло не менее получаса, но Понтий готов был ждать бесконечно. Десидиат был опытен, выдержан. Он выжидал столь долго в уверенности, что обнаружит засаду, если там кто-нибудь просто изменит положение тела.
