Нумизий Руф стоял бледный как мел. Капли пота стекали по его лицу.
— Я не могу сказать Понтию Пилату об услышанном, ты не имеешь о нём достаточного представления. В случае потрясения он переходит на конкретное мышление, и тогда я сразу становлюсь его врагом. Иосия, ты же знаешь: всё моё достояние заключается в должности, а приобрести в лице прокуратора личного врага равнозначно самоубийству.
— Уважаемый друг! Прошу прощения за то, что вынужден сообщать тебе тяжёлые новости, но и промолчать я не мог. Единственный совет — ищи обходной вариант: найди человека, которого прокуратор может выслушать. И действуй, действуй, дорогой друг, времени так мало. Уже показалась и храмовая стража с галилеянином.
— Кажется, я знаю, как надо действовать. Благодарю тебя, Иосия.
Быстрым шагом, снимая на ходу с пальца золотое кольцо с печатью, Нумизий Руф направился в канцелярию. Увидев рассыльного, смышлёного молодого сирийца, к которому он был расположен за его добрый нрав и желание всем услужить, актуарий подозвал его к себе.
— Ты знаешь Амана Эфера, командира сирийской алы? Да? Это хорошо. Беги к нему, передай кольцо и скажи, что произошли чрезвычайные события и что он нужен здесь. Пусть скачет на коне и чем скорее, тем лучше. И сразу ко мне. Скорее!
Появилась надежда сохранить себя в этой катавасии. Возбуждённо шагая по канцелярии, Нумизий Руф думал об Амане Эфере. Этого человека связывали с прокуратором невидимые нити, и хотя командир сирийской алы вёл себя на людях скромно и не подавал никакого повода так думать, люди канцелярии были уверены: в римском протекторате на восточном побережье Срединного моря существует только одно лицо, от которого прокуратор может спокойно выслушать самые тяжёлые и неприятные известия — Аман Эфер.
Уже слышен стук копыт, быстро скачет, значит, осознал тревогу. В канцелярию поспешно вошёл высокий красивый грек, выдающий себя за сирийца. На нём была лёгкая кожаная кираса, серебряный шлем дорогой ручной работы в стиле времён Александра Македонского, обычные сандалии с ремнями, на левом плече, закреплённый дорогой пряжкой, висел темно-синий гематий. Аман Эфер излучал доброжелательность и был раскован в общении. В манере его поведения угадывалась и внутренняя сдержанность, а для внимательного глаза просматривалась разумная воля в поведении и мышлении. Этими качествами он снискал себе доверие полудиких сирийских наездников и уважение римского служилого люда. Стремительный вид декуриона и его снаряжение свидетельствовали о том, что он прибыл непосредственно с воинских учений.
