Он упрямо стиснул зубы, высвободил ногу из бесполезной для него теперь лыжи и выпрямился во весь рост, стоя на одной ноге и пользуясь уцелевшей лыжей вместо костыля.
Вдруг до его ушей долетело бряцание колокольчика. Он громко крикнул. Ему ответили два голоса — мужской и женский. К своему удивлению он узнал голос Аманды. Но он окончательно был поражен, когда минуту спустя из поворота дороги показался огромный лось, важно шагавший по снегу и тащивший за собой сани. При этом странном зрелище волки невольно отступили. Из саней грянул выстрел, за ним другой, и один из волков подпрыгнул и беззвучно вытянулся на снегу. Остальные пустились бежать, совсем распластавшись на снегу. В следующую минуту странный экипаж остановился перед Карсоном. Лось фыркал и мотал головой, словно приписывая себе всю честь победы.
— Отец!! Отец! — крикнула Аманда, с трудом удерживаясь от рыданий и, выпрыгнув из саней, бросилась к отцу. — Что, что случилось?
Веселый смех Джона Карсона успокоил ее.
— Ничего, — сказал он, — кто-то мне подставил ножку. Но ты очень кстати оказалась здесь со своим зверинцем. Волки имели свое собственное мнение относительно моего лечения, но я не мог согласиться с ними, и потому предстояла большая схватка.
— О отец! — прошептала Аманда.
И ей так ясно представилось, что могло бы произойти, если бы она проехала мимо, не свернув на дорогу, ведущую к Черной Реке, что она опустилась на снег и заплакала…
Рассказ А. Барченко
Нас было только четыре человека, которые жили на лесопилке постоянно: высохший, как листовой табак, старик-индеец, по прозвищу «Раттльснэк»[1], ходивший за лошадьми, негр Аарон, кочегар и смазчик, мой помощник и я — машинист.
Бывали месяцы, когда возле нашей избушки вырастал целый город дощатых бараков. Появлялись долговязые фигуры обитателей соседних штатов, бродили остроносые метисы и с хрипом давился граммофон под навесом временного «клуба».
Тогда день и ночь визжали лебедки, стонали блоки, там и сям, словно пистолетные выстрелы, раздавался стук падавших досок, и, облупив ржавчину с тоненьких рельс, весело бегал с гружеными платформами к берегу заводский, паровоз «Джимми»[2]. Нарождалась эта кипучая жизнь весной, к концу ледохода, когда с устья реки поднимались пароходы, грузившие лес, когда вязали плоты и с гор скатывали к лесопилке по мощеным откосам заготовленный за зиму лес.
Эта жизнь постепенно замирала в середине лета, когда река начинала мелеть. В продолжение месяца лесопилка отдыхала, чинилась, смазывалась. Агенты компании, в крахмальных воротничках и клетчатых костюмах, озабоченно делали свои подсчеты, а потом и они уезжали, и в «Змеином утесе», в нашей избушке, оставалось попрежнему четверо: Аарон, Раттльснэк, мой помощник и я.
