.
Разумеется, настаивая на «черно-белой» оценке всех явлений, консервативный сановник не мог увидеть в столь ненавистной ему демократии каких-либо позитивных сторон, и все элементы этой политической системы оценивались им однозначно отрицательно. Победоносцев был глубоко убежден, что все государства, которые ввели у себя демократические институты, неудержимо валятся в пропасть. Избранные в парламент депутаты не представляют в нем население, как это предполагается теоретически, а лишь узурпируют волю народа в своих интересах. Так же по отношению к самим депутатам поступают министры, которым те вверяют задачи текущего управления. В самом парламенте демократия оборачивается полной фикцией — в том числе и потому, что никакие демократические институты не могут отменить извечного неравенства, основанного на различном распределении способностей, волевых качеств и дарований: «Люди по природе делятся на две категории: одни не терпят над собой никакой власти и потому необходимо стремятся господствовать… [другие] как бы рождены для подчинения и составляют из себя стадо, следующее за людьми воли и решения, составляющими меньшинство… Они как бы инстинктивно «ищут вождя» и становятся послушными его орудиями»>{114}. В результате партийные фракции, складывающиеся в парламенте, оказываются подчинены деспотической власти своих руководителей.
Подобная ситуация складывалась и в масштабах всего общества, демонстрируя, что демократические институты не только не закрепляют обещанные свободы, но парадоксальным образом способствуют их падению: «Вместо неограниченной власти монарха мы получаем неограниченную власть парламента с той лишь разницей, что в лице монарха можно представить себе единство разумной воли, а в парламенте нет его… Политическая свобода становится фикцией, поддерживаемой на бумаге, параграфами и фразами конституции. Начало монархической власти совсем пропадает; торжествует либеральная демократия, водворяя беспорядок и насилие в обществе… Такое состояние ведет неотразимо к анархии, от которой общество спасается одной лишь диктатурой, т. е. восстановлением единой воли и единой власти в правлении»>{115}.
Вся история стран, пытавшихся в XIX веке ввести у себя институты политической демократии, показывала, по мнению Победоносцева, пример развития этой тенденции. Одной из жертв конституционных преобразований стали страны Балканского полуострова, куда «представительные учреждения внесли сразу разлагающее влияние народной жизни, представляя из себя в иных случаях жалкую карикатуру Запада». Парламент Испании, погруженной в пучину перманентной гражданской войны, являл собой «картину невообразимой, ни к чему серьезному не ведущей болтовни». Наконец, бывшие латиноамериканские колонии Испании демонстрировали еще одну тенденцию, порождаемую демократией, — перерастание последней через анархию в диктатуру. Победоносцев с ужасом писал о «том чудовищном и поучительном зрелище, которое представляют многочисленные республики Южной Америки», вся история которых «представляет непрестанную смену ожесточенной резни между народной толпой и войсками, прерываемую правлением деспотов, напоминающих Коммода или Калигулу»
