. У Победоносцева, глубоко убежденного, что все внутриполитические потрясения в России были связаны прежде всего с внешними подстрекательствами, в том числе исходившими от «инородцев», подобные заявления не могли не вызвать одобрения.
Враждебно относясь к чиновничеству, в первую очередь столичному, считая, что оно в силу «бюрократизма» и оторванности от народа оказалось подвержено влиянию чуждых России политических учений, новый министр внутренних дел планировал, ни много ни мало, широкомасштабную чистку правительственного аппарата. В отставку мог отправиться любой государственный служащий, от министра до уездного чиновника, причем основанием для нее могли послужить такие зыбкие критерии, как критика и разбор чиновником правительственных распоряжений не там и не тогда, где и когда указано, попытки изменять распоряжения вышестоящих властей в соответствии с собственными воззрениями и пр. Всё это звучало весьма авантюристично; но нельзя сказать, что Победоносцев был абсолютно чужд взглядам, лежавшим в основе подобных прожектов. «Всё зло у нас шло сверху, из чиновничества, а не снизу… Чистить надобно сверху»>{260}, — безапелляционно утверждал обер-прокурор в 1881 году в письме Александру III. В целом идеи, высказывавшиеся в программных записках нового министра внутренних дел и до известной степени разделявшиеся Победоносцевым, создавали основу для достаточно резкого изменения правительственного курса предшествующих десятилетий, проведения весьма жесткой репрессивной политики. Подобная политика и стала основой для сотрудничества Игнатьева и Победоносцева.
Продвинув бывшего дипломата, обер-прокурор, убежденный в своей правоте, пытался напрямую и детально руководить его деятельностью в течение всего периода его пребывания во главе Министерства внутренних дел. За год с небольшим Победоносцев направил ему 79 писем (в среднем по письму в пять дней) в основном директивного характера. Кого из чиновников уволить, кого наказать, а кого назначить на должность, как организовывать поездки царя по стране, как относиться к тем или иным обсуждаемым законопроектам — по всем этим вопросам обер-прокурор давал своему протеже строгие инструкции. Особенно много было требований подвергнуть репрессиям печать, ибо, был убежден обер-прокурор, она, нарушая умственное спокойствие «простого человека», несла значительную долю вины за разразившийся в стране кризис. «Невозможно ничему положить доброго начала, покуда не будут обузданы газеты»
