После 1917 года верх и низ в обществе как будто поменялись местами. Происхождение человека, как и в дореволюционное время, сохранило свое значение. Но теперь не было ничего хуже принадлежности к дворянству или купечеству. Правда, дело не дошло до того, чтобы присваивать пышные дворянские титулы осужденным ворам и убийцам в виде наказания, как это бывало иногда в истории. Но сами титулы клеймили человека крепче любого каторжного клейма.
Самым благородным считалось, напротив, происхождение от бедных крестьян, а еще лучше — от рабочих. С этой точки зрения происхождение Леонида Брежнева не оставляло желать ничего лучшего. «По отцу — рабочий, по деду — крестьянин», — сказано в его мемуарах. Ему уже не требовалось, как прежде, пробиваться вверх ценой величайших усилий. Перед ним были распахнуты все двери!
«Убежал из дома в Индию». Молодежь начала 20-х годов мечтала о мировой революции. Казалось, до этого великого события остаются считанные недели и месяцы. Его ожиданием пронизаны страницы печати того времени. Вот на рисунке художника Мина в 1923 году изображен спящий красноармеец, которому снится сон: на праздничном параде в Париже маршируют представители новых советских республик — ССР Франция, ССР Англия, ССР Германия, ССР Италия, ССР Турция… Над Эйфелевой башней вьется алый флаг, а принимает парад сам Лев Троцкий.
На другом юмористическом рисунке Н. Купреянова в 1924 году командарм Семен Буденный поит своего коня на фоне лондонского пейзажа. Он вежливо спрашивает у британского короля Георга:
— Разрешите напоить своего коня в Темзе.
Растерянный король держит плакат «Не пейте сырой воды» и говорит:
— Нет, нет… Ради бога… У нас вода некипяченая.
— А вот мы ее сейчас вскипятим, — весело отвечает Буденный. — На огне революции.
Особые надежды в плане революции возлагались на Индию, находившуюся под властью британской короны. Романтические мальчишки той эпохи мечтали отправиться в Индию, чтобы «делать там революцию». Но, конечно, их привлекала и экзотика далекой южной страны. Был в числе этих мечтателей и Леонид Брежнев. Много лет спустя, уже будучи главой страны, он рассказывал индийским дипломатам, как в пятнадцать лет убежал из дома в Индию. До Индии он, впрочем, не добрался. Отец вернул сына домой, чтобы определить в дипломатическую школу, сделать из него дипломата. Очевидно, Илья Яковлевич рассуждал так: уж если мальчишку тянет в дальние страны, то пусть отправляется туда официально, как дипломат. Тем более что теперь ничто не мешало сыну рабочего стать хоть и самим наркомом иностранных дел. Рассказав эту историю, Брежнев риторически спросил Громыко:
