— О, идем скорее его искать — это становится интересным!
Старик действительно сидел в библиотеке за столом, заваленным книгами на немецком и на французском языках. Он совершенно не выглядел главарем террористов, а скорее, провинциальным школьным учителем — небольшого росточка, лысоватый, скуластый, и только глаза его, хоть больные и раскосые, искрились какой-то странной магнетической силой. Впрочем, наткнувшись на меня, они, как всякие мужские глаза, потеряли фокус и остекленели, как глаза вытащенной из воды рыбы. Мне этот эффект был знаком смолоду и все же каждый раз удивлял. К счастью, предложение он мне сделать не мог — рядом с ним сидела его супруга Надин, круглолицая и неказистая.
— Значит, это вы, целитель Савелий из Парижа, — сказал Старик, не отрывая взгляда от меня. — Куда бы нам с вами уединиться?
Мне показалось, что уединиться ему хотелось бы с мной, а не с Савелием.
— К нам нельзя, — объяснила Надин, — там так невыносимо тесно и сыро, что мы на целый день сбегаем в библиотеку. А по вечерам, когда солнце заходит, гуляем по берегу озера.
— Можно пойти ко мне, — неожиданно объявила по-русски одна из сидевших за круглым столом коротко стриженных девиц, типичных революционных курсисток. — Как раз сегодня моя хозяйка уехала навещать внуков.
И выжидательно встала из-за стола. Старик буркнул: «Спасибо, Люба», — тоже поднялся со стула и двинулся к выходу. Надин вскочила с места и взяла его под руку: «И я с вами».
— Через пару часов встретимся здесь, — на ходу бросил мне Савелий по-французски и поспешил за ними. Я присела к столу Старика и стала разглядывать лежавшие на нем книги. Книги были любопытные, в основном по истории и философии. Я подумала: «Не так этот Старик прост», — и вдруг невольно услышала обрывки разговоров сидящих за круглым столом стриженых девиц. Они щебетали по-русски, не подозревая, что я их понимаю.
Из их щебета я узнала, что в их сообществе есть какой-то мужчина, с которым все они хотели бы переспать. А одна-две удачницы уже успели это сделать. Это явно был не Старик, а какой-то молодой парень, молодой, но не холостой.
— Не понимаю, что он в ней нашел. Она на сто лет старше его.
— Не на сто, а всего на шесть.
— Шесть в его возрасте — целая вечность. Так почему он так за нее держится?
— Во-первых, есть за что держаться. Сиськи у нее не то, что у тебя, за твои не удержишься.
— Ну, предположим, большие сиськи, но это же не главное!
— А что главное?
— Главное, что она его всему учит — социализму, революции, политике, — он ведь темный, как земля.
