— Неужели ты с ним незнаком? — не поверила она. — Большое упущение! Это Вальтер, сын знаменитого Эмиля Ратенау, владельца фирмы «Телефункен».
— А чем этот Эмиль знаменит?
— Я вижу, ты совсем одичал в своем провинциальном Веймаре. Говорят, что он в молодости купил у Эдисона патент на электрическую лампочку и провел электричество по всей Германии. Ведь до этого дома освещались опасным и вонючим газовым светом.
— Спасибо, тетя, я восхищаюсь твоей осведомленностью. К сожалению, я уже покончил с провинциальным Веймаром и возвращаюсь в цивилизованный мир.
Но вместо того, чтобы вернуться в цивилизованный мир и ответить на заигрывания кокетливой соседки слева, Гарри отключился от застольной беседы, чтобы придумать, как познакомиться с привлекательным господином Ратенау. Истинно немецкий званый обед подчинялся ряду правил, которые не позволяли одному воспитанному джентльмену подойти к другому незнакомому воспитанному джентльмену, фамильярно хлопнуть его по плечу и пригласить на чашечку кофе или рюмочку коньяка.
Разработав подходящую стратегию, Гарри в конце обеда поспешно простился с тетушкой и занял наблюдательную позицию у окна за спиной Ратенау, который все еще сидел у стола, углубленный в разговор с хозяином дома. Их беседу прервала жена хозяина, желавшая, чтобы ее супруг вышел из-за стола попрощаться с уходившими гостями.
Сама же хозяйка задержалась возле поднявшегося со стула Ратенау с явным интересом к тому, что он ей говорил. Граф Гарри, не теряя времени, стал между ними, якобы для того, чтобы поцеловать ручку хозяйки и похвалить ее изумительный обед. Эта маленькая ложь нисколько не смущала его совесть — он прекрасно понимал, что хозяйка дома, как истинная немка, не сомневалась, что поданный ею унылый немецкий обед превосходен. Закончив хвалебную речь, Гарри попросил представить его ее собеседнику.
— Зачем представлять вас, граф Гарри Кесслер? — нарушая строгие немецкие правила, воскликнул Ратенау. — Я отлично вас знаю, дважды посещал ваш бесподобный Архив в Веймаре, а в Берлине не пропустил ни одной, устроенной вами выставки.
— Почему же я вас никогда не видел? — усомнился Гарри.
— Вы просто не обратили на меня внимания.
— Этого не может быть! — совершенно искренне вырвалось у графа.
Ратенау засмеялся — он тоже искренне поверил словам Гарри. И они, не сговариваясь, рука об руку пошли к выходу, обмениваясь идеями и мнениями так, словно были знакомы всю жизнь. Им это было нетрудно — будучи ровесниками и диссидентами, они читали те же самые книги, любили тех же самых поэтов, почитали тех же самых художников и презирали тех же самых политиков.
