Скопус-2 | страница 71
Шкафы-кариатиды, подпирающие потолок. Хранилища нищей престижности…
Телефон звякает спросонья, телефон-призрак, переполненный голосами, старомодный и уютный, который давным-давно сняли со стены.
КЗ-43-73 — номер моего детства.
Цифры в памяти, как шурупы в стене.
Следы от шурупов.
Проступают через побелку старые записи, карандашом по штукатурке: телефоны и имена, записанные второпях, имена и телефоны, к которым нету возврата.
Позвони — тихо.
Перезвони — занято.
Говорят там, по тому номеру, — уж не я ли?..
Боязно влезать в разговор…
Кто-то немощно ковыряется в замке, воротившись из прошлого, попасть ключом не может, дверь отворить не может, войти и заново начать жизнь.
Надежда ушла вместе с тараканами.
Окна оклеены на зиму облигациями…
Плачет младенец в дальнем углу. Жалким заморышем карточной системы.
Полотер скользит по стеночке, легкий, пугливый на окрик полотер, что от всякого скрипа-шороха сливается с натертым паркетом.
Слепенькая старушка несет из кухни кастрюльку с молочным киселем: утеху беззубой старости. Рука дрожит — пенка на киселе дрожит — тень расползается рябью по беленой стене.
Женщина бежит к телефону, легконогая, торопливая, прижимает трубкой седенькую прядку:
— Алло! Алло!..
А оттуда — голос разбитый, несклеенными обломками:
— Ой, это куда же я попала?..
Тень женщины — тень голоса — тень жизни…
Мама моя.
Востроносая девочка в перекошенном платье шлепает босиком на кухню, лезет с ногами на табуретку, оглядывает и обнюхивает пустые соседские кастрюли.
В жирной воде плавает встрепанная мочалка…
Ритка-баритка, здоровая нога.
Тихий мальчик проходит по стеночке в ванную, сыплет порох на подоконник, поджигает спичкой, задумчиво растворяется в густом, едком дыму.
Копоть садится на мокрые, вывешенные для просушки простыни, делает их серыми и поношенными на вид.
Тазы на стенах с корытами. Черные проплешины на дне ванны. Разбухшая от сырости рама. Вид из окна на дальние бульвары. Прохлада в любую жару.
По-моему, это я, тот мальчик, и скандала теперь не миновать…
Кто-то шевелится в туалете.
Долгие вздохи. Слабые шуршания. Рваные газеты на кривом гвозде.
По театрам и концертным залам.
Фельетон.
Спорт.
Из зала суда.
Высокий сутулый старик в мятых пижамных штанах до горла выходит из глубин квартиры, дергает с робостью дверь туалета, покорно становится в очередь.
Последний в стране коммивояжер. Предлагает краски инвалидной артели, которые никто не хочет покупать.
Краски линяют — жизнь линяет — память линяет: может, это был другой старик?..