Скопус-2 | страница 71



Шкафы-кариатиды, подпирающие потолок. Хранилища нищей престижности…

Телефон звякает спросонья, телефон-призрак, переполненный голосами, старомодный и уютный, который давным-давно сняли со стены.

КЗ-43-73 — номер моего детства.

Цифры в памяти, как шурупы в стене.

Следы от шурупов.

Проступают через побелку старые записи, карандашом по штукатурке: телефоны и имена, записанные второпях, имена и телефоны, к которым нету возврата.

Позвони — тихо.

Перезвони — занято.

Говорят там, по тому номеру, — уж не я ли?..

Боязно влезать в разговор…

Кто-то немощно ковыряется в замке, воротившись из прошлого, попасть ключом не может, дверь отворить не может, войти и заново начать жизнь.

Надежда ушла вместе с тараканами.

Окна оклеены на зиму облигациями…

Плачет младенец в дальнем углу. Жалким заморышем карточной системы.

Полотер скользит по стеночке, легкий, пугливый на окрик полотер, что от всякого скрипа-шороха сливается с натертым паркетом.

Слепенькая старушка несет из кухни кастрюльку с молочным киселем: утеху беззубой старости. Рука дрожит — пенка на киселе дрожит — тень расползается рябью по беленой стене.

Женщина бежит к телефону, легконогая, торопливая, прижимает трубкой седенькую прядку:

— Алло! Алло!..

А оттуда — голос разбитый, несклеенными обломками:

— Ой, это куда же я попала?..

Тень женщины — тень голоса — тень жизни…

Мама моя.

Востроносая девочка в перекошенном платье шлепает босиком на кухню, лезет с ногами на табуретку, оглядывает и обнюхивает пустые соседские кастрюли.

В жирной воде плавает встрепанная мочалка…

Ритка-баритка, здоровая нога.

Тихий мальчик проходит по стеночке в ванную, сыплет порох на подоконник, поджигает спичкой, задумчиво растворяется в густом, едком дыму.

Копоть садится на мокрые, вывешенные для просушки простыни, делает их серыми и поношенными на вид.

Тазы на стенах с корытами. Черные проплешины на дне ванны. Разбухшая от сырости рама. Вид из окна на дальние бульвары. Прохлада в любую жару.

По-моему, это я, тот мальчик, и скандала теперь не миновать…

Кто-то шевелится в туалете.

Долгие вздохи. Слабые шуршания. Рваные газеты на кривом гвозде.

По театрам и концертным залам.

Фельетон.

Спорт.

Из зала суда.

Высокий сутулый старик в мятых пижамных штанах до горла выходит из глубин квартиры, дергает с робостью дверь туалета, покорно становится в очередь.

Последний в стране коммивояжер. Предлагает краски инвалидной артели, которые никто не хочет покупать.

Краски линяют — жизнь линяет — память линяет: может, это был другой старик?..