Скопус-2 | страница 70
По этим вот склонам в тот день разбросаны были трупы врагов, а теперь скачут по ним серны и осторожные лисы мастерят свои норы в узких кривых пещерах. Фары скользящих в долине машин на мгновение рассекают надвое ночную тьму и выхватывают из мрака пушистый силуэт опешившей охотницы.
А когда затихает движение на шоссе, и утомляется, и засыпает всякая тварь, раздается над Гивоном голос пророка:
— Теперь же предстаньте! — требует венчавший Саула на царство. — У кого я взял вола, у кого взял осла?
Голос гудит и плывет, и перехлестывает через холмы, и затопляет долину.
И, глядя на никелевый серпик Венеры в темном высоком небе, я отвечаю:
— Не брал ты у нас, Господи, да и не было у нас этого. А была у нас швейная машинка, зингеровская, старенькая, да поваленные бурей деревья, да еще очереди, очереди, очереди да странное атмосферное явление.
А больше и не было у нас ничего.
Феликс Кандель
Не прошло и жизни
Отрывки из романа
…а в девятой квартире перевелись даже тараканы.
Сами ушли — никто, вроде, не гнал.
Грустно и голодно.
Звенели когда-то времена — тесные, сутолочные, колготные, пекли-варили-жарили, щедрые крошки сыпали со столов: тараканьи гулянки заполночь.
Умерла прежняя квартира, и тараканы ушли. Ушли тараканы в развеселые кварталы, в сытные кухни — хлебные края.
Рыба ищет, где глубже, а таракан — где лучше.
Пробивается свет из-за двери, солнечный неуместный блик. Паркет отдает желтизной. Старый, дубовый, в крупную шашечку: никак рассыхаться не хочет.
Пройди в глубину, в темноту, в тайну коридорную: кто-то за плечо тронет, волосы опушит, ладонью по щеке огладит…
— Кто тут?!
Никого.
Лифт урчит за стеной. Лифт-старикан, который давно уже живет сам по себе. Хочет — едет. Не хочет — стоит. Покажешься — повезет. Заупрямится — высадит. Дверью запахнется: стоит, думает, вспоминает свое… Редко-наредко — по весне — разыграется, ни с чего вроде, да и пойдет кататься вверх-вниз. И поскрипывает, как повизгивает. И подрагивает, как подпрыгивает. Будто детьми переполнен.
К старости мы все сумасшедшие.
Попадись ему в игривую минуту, до утра не отпустит, укатает до одури.
Особенно старушек.
Были когда-то зеркала, деревянные панели благородных сортов, был плюшевый диванчик: все сгинуло, кончилось, заменено пошлой пластмассой — кабинка туалетная…
Лифт бурчит за стеной.
Шкафы сутулятся от старости.