Скопус-2 | страница 37



с видом печальным, поскольку видавшим
все: и барашков на гребне волны,
и крестоносцев. И воздух так влажен,
что не вдохнуть и не выдохнуть даже.
Что же, глотай эту пресную кашу
с ложкой не соли, но мутной слезы.
Скажем, что мы благодарны презренью,
с коим, страна, ты равняла нас с чернью.
Мы не упали, не стали мишенью
в чьей-то игре и с ума не сошли.
И воздержавшись от слов утешенья,
все-таки скажем спасибо за время
года, за мокрые эти ступени,
пересчитавшие наши шаги.

«Мы уже не читаем стихов по ночам…»

Мы уже не читаем стихов по ночам
и не пьем горький спирт из бокалов.
И листва, так тревожно шептавшая нам,
что-то нынче надменною стала.
И уже не сбивается больше с пути,
чтоб забраться в наш сад в полнолунье,
черный ветер, и ночь не приходит спасти
от застывшего в окнах безумья.
Что же, лучшей расправы нельзя и желать
для обшарпанных стен и для тени
на полу. Но, чтоб некого было прощать,
мы себя обвиним лишь в измене.
Мы себя обвиним в бессердечьи и в том,
что сильнее блаженства нас манит
та слепая тоска, за которой идем
и с закрытыми даже глазами.

1990

«Смысл у разлуки простой…»

Смысл у разлуки простой,
нет в ней особого смысла.
Воздух ей будет виной,
сад, полный птичьего свиста.
Дым и полоска воды
там, у замшелого леса.
И даже то, что ряды
сосен закат перерезал.
Все превратит она в прах
с тихим пришествием ночи,
чтобы в мучительных снах
к скважине мира замочной
в тысячный раз припадал
глаз, не нашедший при свете
то, что во тьме он искал,
дверь твою крестиком метя.
Ты же зрачок голубой
в летнее небо возводишь.
Жизни не делишь со мной
и равнодушен к свободе.
Но и в безумьи твоем
страшная спрятана правда.
Будто ты знаешь о всем
все. Даже больше чем надо.

«Не было лета страшнее и краше…»

Не было лета страшнее и краше:
так безнадежно нигде не спалось.
Словно оно за все горести наши
жить приказало нам вечно, но врозь.
Словно оно за бессонные ночи
нынче последним теплом воздает.
То-то и липа листвы своей клочья
прячет от нас в полумраке ворот.
Нищенка так свои прячет лохмотья,
вечер огни свои прячет в пыли,
и, как мосты, — тротуары разводит,
если б не это — мы б просто ушли.
Но, упираясь в неяркое небо,
темные сосны стоят, как в бреду.
Все как в какой-нибудь драме нелепой,
где только боль — и похожа на ту.

«Снова холодом выжгло траву…»

Снова холодом выжгло траву,
лишь река цвета дегтя, как встарь,
по кривому впадет рукаву
в юлианский бесснежный январь.
Заскользит по течению вверх,
в отраженье своем невесом,
полумесяца узкий ковчег
кверху дном в той реке, кверху дном.