Портрет | страница 6

У маленькой Люсьены было худенькое бледное личико ангела и светящиеся искренностью глаза. Оскар Мальвуазен безумно любил ее. Он всерьез считал, что наконец-то обрел сокровище, которое искал всю жизнь. Попроси она, и он действительно тут же уничтожил бы свои фрески. Но Люсьену они нисколько не смущали.

— Это забавно, мой милый, — говорила она. — Я тоже люблю прежде всего заглянуть человеку в душу.

Однажды она попросила мужа нарисовать ее портрет.

— Я все не решатся предложить тебе… — сказал Оскар Мальвуазен, — вдруг работа не удастся. Но раз уж ты просишь…

— Стало быть, кое-какие недостатки ты у меня находишь? — кокетливо улыбнулась Люсьена.

— Нет, нет, что ты. Но, кто знает, какая невинная странность или очаровательный каприз могут отразиться на портрете?

— Тебя это пугает?

— Нет, а тебя?

— Нисколько.

— Тогда за работу! — Оскар Мальвуазен, усадив ее в кресло, выбрал самый лучший холст и кисти: ведь он собирался писать картину-шедевр.

Однако, начав медленно набрасывать эскиз лица Люсьены, художник почувствовал, что рука не слушается его и упорно пишет отвислые щеки, выдающийся вперед и загнутый кверху подбородок, а вместо прически три торчащие волосинки. Ужаснувшись, Оскар Мальвуазен стер эти кощунственные следы и, еще сильнее сжимая карандаш пальцами, принялся рисовать заново. Однако рука начертала те же самые страшные линии.

^{>_{>Художник Отто Дикс}}

Через некоторое время Люсьена спросила:

— Ну что, красивой ли я получаюсь?

— Не мешай, — еле слышно ответил Оскар. Он взял кисти, но тут же бросил их и сказал:

— Я не могу работать сегодня. Излишне нервничаю.

— Покажи мне портрет.

— Он не закончен.

— Неважно, все равно покажи!

Не успел художник опомниться, как жена оказалась рядом и, взглянув на полотно, возмутилась:

— Какой ужас! И я, по-твоему, похожа на эту старую ведьму с гноящимися глазами и отвислыми щеками? Такой-то ты меня представляешь? Так-то ты любишь меня?

— Не сердись, дорогая, — оправдывался Оскар. — Вот увидишь, завтра получится лучше.

Люсьена дулась на мужа весь вечер. В голове художника тоже теснились тревожные мысли: «Неужели душа у Люсьены совсем не такая, как представляется ему? В чем тут следует сомневаться: в жене или в своем мастерстве?»

На следующий день Оскар Мальвуазен взял новый холст и, пытаясь умерить дрожь в руке, принялся за дело. Каждый штрих карандаша оправдывал его опасения: лицо выходило похожим на то, что он писал накануне. Оскар попытался увеличить глаза, округлить губы, утончить шею, но рука отказывалась идти на обман и подчинялась каким-то совершенно неведомым ему импульсам. Вопреки воле художника у него получился портрет, безжалостно изобличающий жадность, кокетство, глупость, лживость и жестокость. Увидев картину, Люсьена расплакалась.