В тот день Николай Иванович взял второй том «Капитала» и пошел получать новую жировку и платить за свет. Контора у нас за мостом, за висячим над ручьем магазином «Спортивный», к котором, кроме мотоциклетных шлемов и скалолазного оборудования, купить ничего невозможно, во дворе электроремонтного управления. Этот двор завален электрозапчастями, запущен до безобразия, уложен старыми покрышками, засыпан песком, зарос травой и имеет обувную помойку в углу — гору старых резиновых сапог и валенок. Есть и достопримечательности: во дворе стоит лавочка из сада купца Уськова с отбитой чугунной спинкой, и еще висит на заборе прикрученный двойной электрической проволокой в хлорвиниловой изоляции огромный умывальник без крышки — медный, литой и старинный. Его используют электрики для мытья рук перед тем, как сесть играть в домино. В углу двора лежит сломанная, обглоданная до остова автомашина «Запорожец» «ЗАЗ-965», «горбатый», который находится в вечной починке у заместителя начальника механизированной колонны Донова и который по старому анекдоту есть бо́льший позор для семьи, чем беременная восьмиклассница. А еще гуляет по двору коза Шулейка, привязанная к металлическому колу.
Коза бегает и пасется ровно по кругу, вытянувшись на всю длину веревки, и таким образом она вытоптала и выжрала ровную окружность, прочерченную, словно по циркулю. Таких кругов вообще наберется по Медыни довольно много, они сплетаются, пересекаются, ложатся друг на друга, и если посмотреть из космоса, то можно подумать (не зная обстоятельств нашей сельской жизни), что это мы подаем внеземным цивилизациям сложные знаки, имеющие для посвященных важный и значительный смысл.
Держась этих мыслей. Николай Иванович и пошел во двор, зажав под мышкой второй том «Капитала», как вдруг служащая электросвета Пузырева выскочила на крыльцо, замахала на него руками, закричала, что «в универмаге дают детский дефицит» и что: «она сейчас». Николай Иванович попробовал ее остановить, но она вдруг заорала с порога:
— У меня обед! Я, что ли, виновата, что у меня детя́м не в чем ходить? — и с этими словами кинулась со двора.
Николай Иванович сел на скамейку, задумался и открыл второй том «Капитала» на слове «эксплуатация». И вот тут-то, сидя на скамейке, выкраденной из сада купца Уськова, и глядя в блестевший на солнце умывальник, Николай Иванович понял, что он близок к разгадке тайны мира. Тут-то, видимо, и произошел с ним солнечный удар, озарение, то, что древние индийцы называли «сатори». Он встал, сорванный со скамейки неведомой силой, поднял с земли палку и остановился подле песка, около которого бегала и оглашенно блеяла коза Шулейка.
