Меж тем время неумолимо шло. Чтобы опять не запсиховать и не сорваться на халтуру, Ратмир Григорьевич положил себе не глядеть на часы, и не глядел. Но станционные табло так и лезли ему в глаза, вырисовывая огненные цифры: 21–16… 21–43… 21–57…
Наконец ему повезло, и повезло чрезвычайно. Как раз в тот момент, когда он собирался выскочить из очередного обследованного вагона на «Ломоносовской», он столкнулся с искомым. Одновременно и нос, и подбородок, схожие с его, но лучшие, вошли в вагон, в виде молодого человека, вольготно развалившегося на полупустой скамье.
Ратмир Григорьевич поспешно вернулся, сел напротив, вглядываясь в лицо вошедшего. Несомненно, это было — то, но не торопись, не торопись, Ратмир!
Если бы он мог, он обследовал бы это лицо с линейкой и измерителем, но, лишенный такой возможности, бизнесмен извлек из пиджака свой «паркер» и, как это делают художники, прикидывая масштаб, выставил авторучку вперед, сощурясь и делая на ней пометки ногтем.
Немногочисленная вагонная публика с удивлением следила за странными действиями богато одетого сероглазого мужика, который то ли дразнил молодого человека, то ли заигрывал с ним.
Молодой человек нахмурился и отвернулся, тем самым продемонстрировав нос и подбородок в профиль. Несомненно — то самое!
«Именем Усатого Существа! Хочу такой нос и такой подбородок!» — проговорил про себя Ратмир Григорьевич и, услыхав привычное уже: «Сделано!», выхватил зеркальце, глянул и возликовал. Попал в десятку! Все было впору, отличаясь от прежнего, как произведение мастера отличается от жалкой ремесленной копии. Ратмир Григорьевич прямо оторваться не мог от зеркала, изредка кидая на молодого человека благодарные взгляды.
— Слушай, дядя, — вдруг на весь вагон сказал тот, вставая, — зря ты на меня пялишься. Ничего тебе тут не обломится, кроме как по морде. Я педиков на дух не переношу, понял?
Бизнесмен и сам терпеть не мог представителей этой сексуальной ориентации, а с подобными подозрениями на свой счет не сталкивался никогда. Но он даже не обиделся, а только поостерегся: не врезал бы ему в самом деле парень в благородном негодовании.
— P-развелось вас… — процедил сквозь зубы молодой человек и вышел.
На следующей остановке, под взглядами всего вагона, выскочил и радостный Ратмир Григорьевич со своим бритвенным клапаном в руках. Угнездившись за колонной, он долго и без помех разглядывал свое новое лицо. Нельзя сказать, что похорошевший бизнесмен изменился неузнаваемо. Узнать, конечно, его было можно (опять же — рот прежний, голос, кудреватые собственные волосы), но проблемы, безусловно, возникнут. Пусть! Радостно посмеиваясь, он представлял, как обомлеет сегодня, увидев его, жена, как вытаращится секретарша, остолбенеет телохранитель, все прочие. Без объяснений ему не обойтись. А он им скажет, например, что вышел на суперэкстрасенса из Тибета, практикующего тайно и за крутые бабки, что тот сегодня за вечер преобразовал Ратмирову физиономию космической энергией. Что-нибудь в этом роде. Не про таракана же им рассказывать, не про Усатое же Существо, век его помнить буду, ни одного таракашечки больше в жизни не обижу и другим не позволю! Увековечу его память, — растроганно думал миллионер, — в золоте отолью в виде амулета на платиновой цепочке, чтоб вечно при мне был! Ах, жаль, что парень психанул, с места сорвался! Плечевой пояс у него хорош, а я и примерить не успел. Вот и парня бы я озолотил. Кстати, пора уже вплотную приступать к проблеме фигуры и внутренних органов. Лицо лицом, а здоровье, брат, знаешь…
