И тут началось светопреставление! Потолок над нами зашевелился, загулял волнами, как поверхность болота, покрытая зеленой тиной. Волна пошла от места над дедом, докатилась до стен, и вернулась обратно. Люстра ойкнула, и без малейшей попытки удержаться рухнула на вершину мусорной кучи. Тут же стены начали клониться в сторону центра комнаты.
– Дед! – заорал я, – Бежим! Ты своим криком лавину вызвал!
А что делать дальше, я и не знал. Дед продолжал сидеть на полу, вытаращившись на меня в немом вопросе – а что это у вас происходит?
– Падаем, мы падаем! – крикнул я, и подскочил к деду.
Он был тяжел, как «форд», но постарался подняться. Лучше бы не старался. Благодаря его стараниям мы оба рухнули вниз, вдобавок на нас поехала старая, заваленная тряпьем, кровать. А потолок тем временем приближался. Когда он коснулся моей головы, я из последних сил прыгнул лёжа, и залетел вместе с дедом под и так наехавшую на нас кровать. Через секунду рухнувший потолок накрыл нас поломанными листами мокрой фанеры, и сто тысяч тонн холодной воды залили всё мироздание.
– Вот он! – захрипел дед, – Паспорт!
И потянулся своими ручками к старческому узелку, составлявшему нам компанию под кроватью. Этот узелок неведомым течением прибило прямо к дедову колену, как сундук с картами, секстантом и парой бутылок старого доброго рома. Такой сундук обычно выносит на берег необитаемого острова вовремя появившаяся волна. Дед схватил узелок, как последнюю надежду, и это выглядело куда драматичнее, нежели сцена со старушкой в мясном отделе, достающей на свет Божий закрученные в носовой платочек медяшки.
А я подумал, что если сейчас надую в штаны, то будет не слишком заметно, потому что и так вокруг мокро, как в океане. Дом еще кряхтел в своем окончательном разрушении, но мне не было толком страшно. Слишком быстро все произошло. Мы лежали под кроватью в луже, сверху нас прикрывала фанера, вода же текла и текла, правда, не таким водопадом, как только что. Было неуютно, мокро и скользко, но никаких шансов на то, что из-под гнилых досок пола сейчас взовьется акулий плавник, к счастью, не было.
Дед принялся запихивать свой узелок за пазуху, а я снова порадовался, что мама у меня врач, и всяких недетских разговоров я наслушался с пеленок. Как наслушался, так и перестал бояться. И сейчас не боюсь.
Я не просто испугаться не успел, я вообще не успел. А вот дед, тот успел! К документу своему успел. Неужели этот самый паспорт так важен для взрослого человека, что ради него он готов мокнуть, падать и почти тонуть? Наверное, важен. Я наверняка чего-то не понимаю, потому что за ухом не щелкает. Это щелканье я распознал бы даже сквозь треск все еще падающих с неба мелких деревяшек с гвоздями.
