Однако, как интересно выходит: маленькому достаточно одеяла, а вот взрослому приходится лезть под кровать, чтобы уберечь себя от бабайки. Самые взрослые вообще предпочитают танк: «– Мне что-нибудь от бабайки, пожалуйста. – Танк подойдет? Вам завернуть, или сами залезете?».
Тут сверху хрустнуло погромче, и фанера зашевелилась над головой, будто на нее надавили. Танк, что ли?
– Эй, вы там живы? – раздался встревоженный, а какой же еще, голос дяди Вадима.
– Вроде как, – сказал я, и порадовался, что вышло солидно и хладнокровно.
Все-таки мне нужно было уважение взрослых.
– Щас, подождите, – сказал дядя Вадим, и по нашим фанеринам затопали его башмаки.
К чести дяди Вадима, даже падая на скользкой фанере, он не чертыхался, не повышал голос, и вообще вел себя, как джентльмен. Я даже не могу сказать, что он шёл. Вполне возможно, что ему пришлось где-то ползти, где-то прыгать, а где-то сочиться сквозь древесные заграждения, как удаву сквозь лианы и бамбук. Меня тронула такая забота, и я захотел помочь дяде Вадиму: сделал глубокий вдох и собрался было подать наводящий на цель звук. Но дядя Вадим успел раньше. В последний раз поскользнувшись на склизкой фанерине, он все-таки выматерился – готовился предстать перед нами привычным дядей Вадимом. Подготовив нас таким образом к своему появлению, он рухнул на тот кусок потолка, что служил нам крышей. И кровать снова спасла меня, как в детстве, когда я временно боялся какой-то чепухи. Возможно, то был первый приход никчемного бабайки в мою беспокойную жизнь. Интересно, этот последний?
– Эй, – позвал нас дядя Вадим, – Вы там живы?
Не дожидаясь ответа, он попрыгал у нас на головах, нацеливаясь на окончательный бросок к цели, потом сполз в сторону и принялся разбирать баррикады. Чтобы не попасть под удар его энтузиазма, мы с дедом сгруппировались в середине подкроватного пространства. Я глянул на деда: похоже, заветный узелок составлял сейчас всё его счастье. Он что, золотой, этот паспорт?
Где-то наверху раздавался грохот проходческого щита. Вскоре под кроватью стало светлее. Это дядя Вадим постарался, и дал нам свет, как Днепрогэс.
– Вылазьте давайте, – устало произнес дядя Вадим, и отвернул в сторону последний лист фанеры. Переломанная и мокрая деревяха постояла на ребре и рухнула, как уставшая бороться за жизнь береза падает, подрезанная бензопилой.
Я первым выбрался из-под кровати. Дед меня сейчас не особенно интересовал – его жизнь удалась, он получил всё, за чем шел в это странное место.
