Громов мысленно чертыхнулся. Это действительно могло стать проблемой. Под двойной атакой голода и морального давления Нина может сломаться быстрее Ульяны.
— А что он говорил про вашу жену? Она ушла из семьи? Я думал, извините, что её нет в живых.
Файль повернулся к нему, сердито царапнув раздражённым взглядом, и неохотно ответил:
— Ушла к одному смазливому стриптизёру, когда Нине было девять. А через полтора года умерла от… анорексии. Тоже была помешана на идеальной фигуре, постоянно морила себя диетами. Теперь понимаете, насколько всё серьёзно? Нину нужно найти немедленно! — он снова сорвался на крик.
Денис тяжело вздохнул:
— Мы ищем, Аркадий Тимофеевич, ищем.
— И где результат?! Подозреваемые есть?
— Извините, это конфиденциальная информация, — сдержанно повторил следователь.
А что он ещё мог сказать. Подозреваемый вроде бы имеется, но предъявить ему кроме старой тетради нечего, да и этого сделать пока не удалось. Громов пытался встретиться с Ромельским с самого утра, но тот был поистине неуловим: встречи, тренинги, переговоры — поймать его не получилось. Правда, сотрудники Центра заверили, что во второй половине дня он будет проводить занятие для своих подопечных, и капитан сделал пометку обязательно посетить место «духовного перерождения бомжей».
Отвлёкшись на размышления, Денис не услышал, о чём говорил ему Аркадий Файль, уловил только угрожающие нотки в низком хрипловатом голосе. А ещё капитану очень не понравился взгляд телеведущего, которым тот одарил его на прощание. В нём в равных пропорциях смешались отчаяние и решимость. Ничего хорошего такое сочетание, как правило, не сулило.
* * *
Когда Громов приехал в Центр, ему сообщили, что мероприятие уже началось и пригласили пройти в сад за домом. Оттуда доносились приглушённая музыка и голоса.
Денис, чертыхнувшись, пошёл на звуки. Он хотел застать Ромельского до основного действа, а теперь вряд ли получится оторвать его от спасения заблудших душ — ведь ордера на арест пока нет.
За зданием Центра капитан увидел небольшую, такую же белоснежную, как все остальные постройки, церквушку. Чуть поодаль, в тени густых фруктовых деревьев располагалась импровизированная деревянная сцена. Напротив в несколько рядов стояли стулья и скамьи, заполненные людьми. Между ними, раздавая какие-то листовки и блокноты, ходили волонтёры, а на сцене «священнодействовал» Ромельский.
Громов с трудом узнал в этом излучающем сияние, уверенность и благодушие человеке своего вчерашнего нервного собеседника. Его тихий обволакивающий голос успокаивал, завораживал, гипнотизировал, становился то мягче, то твёрже, подчёркивая смысловую нагрузку определённых фраз, улыбка скорбящего, всепрощающего ангела появлялась исключительно в нужных местах, а каждый жест был уместен и выразителен.
