Немного света твоего - Наталия Неткачева

Бабочка была красивой. Самой красивой из всех, что она видела этим летом: большая, нежно-голубая с тонкой чёрной окантовкой крыльев. Игла, насквозь проколовшая хрупкое тельце насекомого, пришпилив его к плотной кремовой карточке, тоже была голубой и венчалась крупной красивой бусиной.

Ульяна задохнулась от восторга, любуясь неожиданным подарком. Переполняющие эмоции требовали немедленного выхода. Жаль, Артём сегодня гостит у бабушки, а папа ещё не вернулся с работы.

Девочка осторожно прижала к груди голубое великолепие и побежала на лоджию. Она знала, когда мама работает её лучше не отвлекать, но ничего не могла с собой поделать — так хотелось поделиться радостью. Возможно, мама тоже обрадуется и даже захочет нарисовать бабочку, она ведь такая красивая!

Вера Ремезова нанесла ещё несколько мазков, отступила в сторону, чтобы оценить результат и тоскливо скривилась. Пейзаж на холсте был копией раскинувшегося возле дома скверика — точной, даже красивой, но совершенно безжизненной, пустой. Не возникало ощущения, что листва колышется от порывов тёплого августовского ветра, что дети на площадке внизу шумят и беззаботно веселятся, скатываясь с горки и взмывая на качелях ввысь.

А ведь когда-то она умела оживлять бумагу с помощью кисти и красок: не бездумно копировать предметы, а именно писать, творить. Это было давно, кажется, целую вечность назад. Сейчас всё получалось мёртвым и тусклым. Словно то, что угасло в ней однажды, лишило жизнь яркости красок, трепетной новизны и восхитительной непредсказуемости.

Ощутимый толчок изнутри вернул в реальность и заставил устыдиться собственных мыслей. Да вот же она — настоящая жизнь! Зреет в ней, растёт и уже вовсю пинается. Она счастливее многих, кому не дано познать счастье материнства, так зачем грезить о чём-то минувшем, несбыточном? Но взгляд против воли цеплялся за неудавшийся рисунок и наполнялся прежней горечью.

— Мама! Мама, посмотри скорее! — вспугнув звонким криком сидящих на соседнем балконе воробьёв, в двери вбежала взволнованная Ульяна.

Её длинные светлые волосы разметались, щёки раскраснелись, серые глазёнки восторженно сияли. Она протягивала Вере открытку с голубой бабочкой, приколотой к бумаге иглой.

— Что это? Откуда? — Вера не торопилась брать в руки необычную экспозицию.

— Не знаю. Но это теперь моё, вот здесь так написано, — в другой руке девочка сжимала коричневый конверт из плотной бумаги. Чёрным маркером на нём было выведено «Для Ульяны».