– Фернан, кем ты был раньше?
– Школьным учителем математики, а по вечерам подрабатывал в кафе.
– В кафе? Учитель математики? Что ты там делал?
– Неужели не догадываешься?
– Нет. Но я как-то плохо представляю тебя официантом или барменом.
– Тепло. Ну, ну? – Он улыбался, а глаза опять вспыхивали звериными огоньками. – Я подскажу. Чем коты занимаются по ночам?
– Спят, наверное.
Фернан вдруг заразительно рассмеялся.
– Понятно! У тебя ни малейшего представления о кошках! А они – ночные животные, и по ночам коты состязаются, кто лучше споет серенаду своей возлюбленной!
– Так ты пел!?
– Да. И подыгрывал себе на аккордеоне. Получалось неплохо, правда.
Селин хмыкнула.
– Теперь-то я понимаю ужас твоей мамы от количества твоих поклонниц! Значит, в кафе ты и познакомился с Моник?
– Нет. Она преподавала биологию в той же школе.
– Она учительница? Никогда бы не подумала! Конечно, прошло пять лет, люди меняются, – поспешно добавила Селин, видя, как Фернан напрягся и уставился в пространство. – Вот, повязка готова. Обрежь ножницами кончики. Пошевели рукой. Как, удобнее?
– Да. Спасибо. Я тебе благодарен бесконечно. – Он посмотрел ей в лицо, и его глаза опять сверкнули, как у ночного зверя. – За все. Я тебе благодарен за все-все!
Селин молчала, не зная как реагировать. Но не только на слова благодарности. Его бледное лицо с коротко обстриженной бородой и вспыхивающими по-кошачьи глазами было в каком-то десятке сантиметров, и она чувствовала, что вот-вот он ее поцелует. Что же ей делать потом?
И он действительно поцеловал. Но в щеку и очень быстро. И тут же резко отстранился.
– Извини, Селин.
Он, не мигая, смотрел ей глаза в глаза, а она по-прежнему не знала, как реагировать.
– Правда, Селин, не обижайся. Я лишь в последний момент сообразил, тебе ведь будет противно. От меня, должно быть, несет помойкой, тухлой рыбой…
– Да нет! Ничем таким от тебя не пахнет. Знаешь, я даже удилась, когда Жюстен превращался в человека, он был жутко грязным, хотя провел в собачьей шкуре только полдня, а ты оказался вполне чистым, если не считать волос, но ведь пробыл ко…
Он резко прижал ладонь к ее губам. Она была прохладной, сильной и одновременно мягкой.
– Но я же просил! Никогда не называть меня так! Мне совсем не хочется опять уменьшаться и бегать на четырех лапках! Извини. – Он отдернул руку и, с неприязнью глянув на свою ладонь, произнес: – Теперь тебе нужно срочно умыться! Лапы-то у меня уж точно не стерильные!
