.
Здесь и неспособность понять прошлое и весьма откровенная неуверенность в будущем.
Бог, писал Энгельс, означает nescio (не знаю), но ignorantia non est argumentum (незнание не аргумент)[144]. Незнание может быть аргументом лишь в одном случае — в пользу знания. Когда же человек не в силах объяснить вещи из них самих или у него не достает мужества честно сказать: "не знаю, но буду изучать", — тогда это незнание обычно одевается в религиозные и идеалистические одеяния, принимая видимость самого полного знания, иллюзию предельно исчерпывающего объяснения. На деле же это — лень и усталость, бесплодие и трусость мысли. Религия, как и идеализм, является по существу выражением и признанием бессилия научно объяснить природу и историю.
И вот самоотверженное неутомимое стремление к правде сменяется успокаивающей и усыпляющей ложью, неутолимая жажда знания превращается в какую-то обеспеченную сытость: для того чтобы чувствовать себя сытым, достаточно пожевать религиозную жвачку. Вместо кропотливого собирания фактов, вместо глубокого раздумья над ними придумывается легонькое объясненьице: "Я не знаю. Люди не знают. Но бог — он все знает". Гордое сознание своей настоящей силы — силы разума, мощи познания — сменяется истеричными причитаниями: "Пути господни неисповедимы", "бог все-таки найдет неведомый нам путь". Слова и фразы заменяют объективное знание. "Дух", "идея", "случай" становятся на место исторической закономерности. Но это не просто слова и фразы. От них только один шаг до признания бога. Под прикрытием этих слов и фраз наука заменяется религией.
Но надо признать — прямые обращения к всевышнему редко попадаются в книгах профессора. Кон как-то стесняется, вернее, боится прямо назвать свою социологию богословской. Кон не оставляет надежды попасть в царство небесное, но пока хочет пользоваться всеми благами царства земного. Он прекрасно знает, что вера и знание несовместимы, что юродивым не место в науке XX в., ему очень хочется остаться "одним из ведущих историков современности". Но по самой сути дела социология Кона является богословской. И хотя Кон предпочитает толковать об "идее", "духе", "случайности", он, нет-нет да и осенит себя крестным знамением.
"Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего", — гласит одна заповедь Библии. Но как совместить эту заповедь с некрасивыми поступками нашего богобоязненного профессора, как совместить бога с "тремя точками?" Богословы, возможно, сошлются здесь на греховность человеческой природы или — совсем наоборот — на то, что ради "правды высшей" лукавил иногда не только Кон, но даже Иисус Христос.
