Русские буржуазные партии всегда и везде опирались на силы, уже обреченные историей, а тем самым обрекали на гибель и себя. Всего восемь месяцев (от февраля до октября 1917 г.) длилась их самостоятельная жизнь, когда события заставили их выйти к народу и когда они открыто предали народ. Весь остаток дней своих они догнивали на задворках белых армий и в эмиграции, пока не закончили, отвергнутые народом и выброшенные из своей страны, бесславную жизнь.
Вот почему у русской буржуазии оказалась самая короткая и самая позорная история, без единой победы, но со столькими предательствами и поражениями, вот почему по сравнению с великими буржуазными революциями XVII–XVIII вв. она смогла сыграть только пошлый фарс, где в роли Кромвеля выступал "великий" деятель земского движения Петрункевич, в роли Вашингтона и Робеспьера — лакеи Струве, Гучков и Милюков, вымаливавшие "конституцию" в царских прихожих, а затем прислуживавшие царским генералам, а роли Вольтера и Гельвеция были отданы мракобесу Антонию Волынскому и "свободным" попам Бердяеву и Булгакову.
Напротив, та же логика классовой борьбы вынудила русский пролетариат искать союза с крестьянством в борьбе за свержение абсолютизма, в борьбе за перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую, выступать не только самым решительным противником самодержавного строя, но и разоблачать бессильный и соглашательский, а затем и явно контрреволюционный русский либерализм.
Победа большевиков в России решилась не их умением организовывать "заговоры", не воздействием искусной большевистской "демагогии" на инстинкты "непросвещенных" масс, как уверяет в своих "исследованиях" профессор (насчет заговоров и демагогии исключительные способности проявил за недолгие годы своей жизни как раз русский кадетизм). Победа большевизма решилась его способностью удовлетворить коренные интересы масс — его умением возглавить их борьбу против эксплуатации, за землю, мир, свободу.
Объективное историческое исследование всегда более или менее глубоко отражает и воспроизводит логику развития самого предмета. Но и в исторической фальсификации есть своя логика, логика фальсификации предмета. Спутывая все реальные линии расхождения и союза классовых сил, определявших пути России, стремясь отмежевать от самодержавия тяготевший к нему контрреволюционный либерализм и, напротив, "привязать" к самодержавию боровшуюся с ним пролетарскую демократию, Кон неминуемо пришел к извращению всей истории и природы как русской демократии, которую представляли большевики, так и русского либерализма, представленного партией кадетов. Контрреволюционный русский либерализм, тяготевший к монархии и фашизму, стал у Кона "борцом за свободу", революционная пролетарская демократия была сведена к "нечаевщине" — этому извращению целей и средств революционной борьбы и заодно объявлена "наследницей" царизма.
