Ярые псы преградили путь лошади, стараясь добраться до охотника. Собачий лай уже взбудоражил весь аил, когда полог юрты откинулся и показался дюжий джигит:
— Пошли вон! Взбесились, что ли, проклятые!
Псы с прижатыми хвостами, огрызаясь, сверкая красными глазами, завернули за юрту.
Краснощекий плотный джигит поздоровался с Казаком, спросил, кто он и какого рода, и лишь потом указал на белую большую юрту. Казак искренне обрадовался: в этой самой юрте живет его сват Адыке. Джигит оказался словоохотливым, добрым малым. Выслушав Казака, он повел нареченного свата Адыке к юрте бая.
После смерти отца вся власть над родом и все богатства перешли в руки Адыке. Он раздобрел, отпустил окладистую бороду, вид у него был важный. Когда охотник вошел в юрту, Адыке, раздувая широкие ноздри, сидел на почетном месте на медвежьей шкуре, разостланной поверх шелковых цветастых одеял, и пил кумыс. Казак сразу узнал бурую медвежью шкуру. Это был крупный зверь, сваленный им когда-то в местечке Койлуу. Медведь захлопотался, усердно откапывая из норы сурка, и не заметил охотника. Первый выстрел только ранил зверя. Встав на задние лапы, медведь с ревом устремился на человека. Казак, не став делать второго выстрела, ударом по голове свалил зверя. Дома он сказал: «Благодарение богу, жив… чуть было медведь не задрал меня. Ну и матерый попался».
Мягкая шкура зверя, который чуть не отправил на тот свет Казака, теперь мялась под ногами его свата.
Казак поздоровался вторично. Раскрасневшийся Адыке нехотя промычал:
— А-а, это ты, сват? Ну здравствуй…
Он не шевельнулся, не подобрал полы волчьей шубы, накинутой на плечи, поднес расписную деревянную чашу с кумысом к губам.
Сильно изменилась и сваха Сейилкан. Раньше она в пояс кланялась свекрови, покорно выполняла ее поручения и была легкой на подъем. Прыткую молодуху не узнать. Она потучнела, нажила тройной подбородок и двигается неторопливо, важно. Лицо ее все-таки еще хранит следы былой красоты. Ясные глаза, точеный нос, нежный румянец, заостренные к вискам густо-черные, подвижные брови. Особую миловидность придает Сейилкан родинка с просяное зернышко на правой щеке. В ушах свисающие посеребренные серьги с янтарными подвесками, от малейшего движения головы они колышутся, словно два блестящих лепестка. Блеск сережек оттеняет нежную белизну открытой шеи.
Сейилкан, видимо, не признает элечека[6], какой обычно носят женщины ее возраста. Голова ее покрыта белым шелковым платком с бахромой. Нет осуждающих глаз свекрови, уж она непременно заворчала бы: «Бесстыдница! Молодая женщина не должна показывать мужчине свои уши и волосы». Теперь Сейилкан сама себе хозяйка, мать детей, полновластная байбиче в многолюдном роду. Даже сам Адыке слушается ее без лишних слов.
