Тайфун - Виктор Яковлевич Ирецкий

Отныне, когда я больше не надеюсь допущен быть в святилище изящного храма Натуры и не имею обязанностей по должности и обету, мне остается с ревностнейшей правдивостью изложить свои размышления, дабы оставить их в назидание любознательному потомству. Но мирское витийство мне не по душе. Сверх того, я не имел щастия обучаться вышним наукам, и компас мудрых мне неизвестен. Я буду писать неискусно с твердым упованием, что моим слабым пером управляет Божественное Величество и самосущая премудрость. Крепкий и милосердый Боже, помоги мне!

В тот день, когда я стал сочленом преславного собратства справедливых и свободных каменьщиков и был принят в теоретический градус, я почел себя щастливейшим из смертных. Ето было в субботу пять на десятого Генваря. Назидательный обряд посвятил мое сердце Великому Строителю мира и утвердил в памяти моей слова мастера нашего, что щастие в тихом спокойствии внутреннего сознания. Подобно сосуду, я наполнился мыслию етой до края и тут же порешил навеки отбросишь от себя всякую гиломанию, что означает любовь к грубой материи. С великим жаром принялся я изучать познания всех вещей и гордился, что был наставляем в оном под некоторыми иероглифическими образами, что делалось для того, дабы недостойные, именуемые профанами, к тайне не были допущаемы.

Таким путем я узнал Божественную Фисику, бытийственные книги древних, Науку Самопознания и довольно штудировал Священное Писание, особливо те изречения, кои принадлежали до нашего звания. Тем самым я утолял жажду к познаниям из источника Едемского, изобильно протекающего во все четыре конца вселенныя. Коротко говоря, я был доволен настоящим и беспечен о будущем, тем более, что все изученное мною было совершенно сходно с учением нашего Спасителя.

От мужей, искусившихся в науках, я наслушался, что истинные знания всюду бывают сопровождаемы недоверчивостью к себе, но я того не испытывал нисколько и полагаю, что ето происходило от внутреннего щастия. К тому времени я от службы своей получил ерлас и с супругой уехал к себе в деревню, где намеревался погрузить себя в благодатный дух натуры, которая бы еще более утвердила меня в моем благополучии. Увы! Человеку надлежит всегда готову быть ко всему, и вот после нескольких лет щастия пришла моя череда страдать безмерно и непосильно.

Причиной сих непредвиденных злощастий была моя супруга. Как уже говорено выше, я поехал к себе в деревню вместе с нею. Она происходила из достаточно благородной семьи, понимала французский, немецкий и аглинский языки; лицом была красива, а приятности имела несказанно еще убедительнее своей красоты. Но нраву была противуречащего, в словах пылкая, а в рассуждении любви склонялась к чрезмерным сантиментам. Хотя годами возраста своего она не на много была меня моложе, — всего на шесть лет, — но упорно почитала меня за старика и через сие нередко отвращала свою любовь в сторону мечтаний. Я же, полагая, что с годами ето пройдет, не счел должным наставлять ее в ином и указывать, что таковое мечтание пагубно.