— Но я, откровенно сказать, не поверил, — продолжал лейтенант. — Пленный, товарищ гвардии подполковник, очевидно, говорил вздор. Можно ли женщин, да еще как отдельную часть, принимать за реальную угрозу? Какие они ни будут, а все-таки женщины.
Макаров кивнул, как бы понимая и соглашаясь.
— Черт знает что! Этого еще не хватало — сражаться с валькириями, — пробурчал Волгин.
И тогда очень грубо, как не следовало бы делать в такой задушевной, свободной беседе, Розанов одернул лейтенанта:
— Вы, лейтенант, военный человек, советский офицер, а ведете себя неподобающим образом. Вы же не видели этого пленного финна! Вы что, первый год в армии? Не знаете, что можно говорить, а что нет?
У начальника штаба Щепетова, стоявшего рядом с Розановым, внезапно вспыхнуло лицо и даже загар не сумел скрыть краски неловкости и стыда за того, кто стоял с ним рядом. Откровенно разговорившийся лейтенант растерянно захлопал большими ресницами, а он уже готов был одернуть самого Розанова, но пересилил себя и сдержался.
— Ничего, ничего, — сказал Макаров, пытаясь загладить общую неловкость. — В узком кругу можно посплетничать. Продолжайте, лейтенант.
Но Завадскому уже трудно было приобрести в разговоре прежнюю непосредственность. Скованность он с трудом переборол, лишь когда кучку командиров и их, раненых, окружили любопытные бойцы-гвардейцы. Держались они, как успел заметить Завадский, свободно, вольно, без разрешения обступали говоривших и слушали. И тут лейтенант, к своему великому удивлению, заметил на одном из гвардейцев зеленый панцирь.
— М-м, — натянуто улыбнулся он, — вот штука! — И обратился к Макарову: — Товарищ гвардии подполковник, разрешите полюбопытствовать? На вашем бойце я вижу боевой панцирь. Это что — у вас на вооружении?
Макаров мягко, по-отечески гладя на него, ответил:
— Да, лейтенант, на вооружении. Но они введены экспериментально.
— И здорово помогают?
— Спросите бойцов, они расскажут.
— Вот видите, — показал улыбающийся Иванников пальцем на грудь, — это мне осталось на память от противника. Целых пять пуль, и ничего.
— Удар очень чувствительный? — покачивая головой, спросил лейтенант.
— Ого! — засмеялся Иванников, поведя вокруг раскосыми глазами, как будто прося остальных засвидетельствовать его ответ. — Еще как!
Недавняя неловкость прошла, но Макаров не стал больше задерживать раненых и, пожелав им скорого выздоровления, направился к штабу. Перед домом остановился, с осуждением взглянул на Розанова:
