Когда лейтенант Завадский рассказывал о женских батальонах, которые будто бы прибыли на участок Медвежьих Ворот, солдат еще возле не было, и все-таки этот слух как-то просочился и к ним. В батальоне Волгина он вызвал столько шуток и разговоров, что гвардейцы долго не могли успокоиться, и то в одном месте, то в другом раздавался их смачный хохот. Бойцы в этом прифронтовом лесу отдыхали, отсыпались, писали письма и даже выходили на тактические учения, не забывая, что совсем рядом фронт, что опять скоро придется сунуться в пекло, в грохот, навстречу стерегущей из-за каждого камня, из-за каждого дерева смерти, и тогда уже ничего не будешь испытывать, кроме нечеловеческого напряжения, опасности, страха и постоянной борьбы с этим страхом. Сейчас у них времени хватало на все.
Был только полдень, и все ждали команды на обед. В 8-ю роту пришел из учбата навестить Леньку Бакшанова Анатолий Залывин.
Бакшанов сидел на корточках у речушки и золотистым песком начищал плоский алюминиевый котелок. Посмотрев из-под мокрой ладони на опушку и узнав Залывина, закричал ему:
— Иди сюда-а! Толька-а! Ты пришел в самый раз!
— К обеду?
— Да-а!
— Тогда совсем хорошо, — заулыбался Залывин, пожимая мокрую, с длинными пальцами руку Бакшанова и радуясь встрече. — Я уже видел, там старшина выдает галеты.
— Пробовал, — сказал Бакшанов. — Это трофей вчерашнего дня. И где обнаружили? Совсем недалеко отсюда. До чего же хитрые финны. Сколько раз мы проходили мимо, не замечали, а потом случайно… Ты ведь знаешь, как ходит Витька Сергеев? По земле каблуками пашет. Вот он и зацепил за проволочку. Ка-ак ахнет! Метров на пять отлетел в сторону. Сам ничего, только пятку начисто срезало.
— Жалко парня, — сказал Залывин.
— Хм, жалко. Могло быть хуже.
— Так он что же — склад-то? В земле был?
— В том-то и дело — вровень с землей. Никаких признаков. Лежит кучка хвороста — и все, а под ней бетонированная плита. Все-таки у них скудновато насчет питания. Кроме галет и прессованной икры, ничего в складе не было.
Бакшанов шагнул прямо в речку, чуть не залив голенища сапог, собранных гармошкой, ополоснул в кристально прозрачной воде котелок, наполнил его и, выходя на берег, доверительно подмигнул.
— А я сегодня от сестренки письмо получил… — и, запрокинув голову, с наслаждением стал пить. Холодная прозрачная вода стекала с краешков губ, лилась струйками по подбородку — на расстегнутый ворот, на голую грудь, а он только вздыхал блаженно и пил, двигая крупным, сильно развитым кадыком. — Ах, вода! Роса, настоянная на цветах…
