— Теперь понимаю.
Княгиня стала перебирать в уме своих ближних женщин, начиная с Ирины Петровны. Все они были дуры! Это княгиня знала точно — порой самых простых вещей не умела им объяснить. Мужчины в доме тоже разумом не блистали — да и какого разума требовать от лакея? Его дело — иметь сытое и красивое рыло, стоять у стены на манер неподвижного каменного болвана, пододвигать кресла, отворять двери, носить на подносах угощение так, чтобы гостей не облить и не измазать.
Вот разве что Наташа — молчаливая книжница-богомолка. Она не дура, нет! Она отлично понимает свое положение — сейчас Авдотья Тимофеевна ее балует и лелеет, а когда вернется родное дитя — Наташу забудут. Она вовсе не дура — неспроста же отказывается выезжать в свет и, кроме утренних богомольных походов, все время проводит дома с благодетельницей, это в ее-то годы. Она смогла подладиться к госпоже Егуновой — и постарается сохранить свое при ней положение любыми средствами…
Бергман проследил взгляд княгини, направленный на воспитанницу. Потом их глаза встретились, и сыщик чуть заметно кивнул. Княгиня поняла — он сам подозревает Наташу, возможно, уже изучает ее приятельниц, с которыми она ездит по церквам и богадельням, да нянюшку, вместе с которой ее взяли в егуновский дом.
Если это Наташиных рук дело — то бедную Катеньку, статочно, никто живой более не увидит. Непонятно только, для чего ее тогда везти из Курляндии в столицу… разве что хитрая скромница продала секрет за хорошие деньги, собирая таким образом себе на приданое…
Вдруг княгиню осенило. Она поняла, что есть еще один человек, который знал все и мог сплести интригу. От ужасной мысли ее бросило в жар — кабы не румяна, обязательные для дамы в высшем свете, вся бы заполыхала от стыда и возмущения и тем сильно удивила Бергмана. Пожалуй, ловкий немец даже сообразил бы, в чем дело.
— Агашка, подай мне воды, — сказала княгиня комнатной девке, смирно стоявшей у двери. — Господин Бергман, я сейчас еду во дворец, но постараюсь вернуться не слишком поздно, чтобы вы могли с самого утра навестить меня. Вам будут даны все полномочия, расспрашивайте всех моих людей так, как сочтете нужным. И я полагаю, что у меня найдется для вас одно приватное дельце.
— В котором часу вам будет угодно меня принять? — спросил любезный немец.
— Я бы хотела, чтобы вы пришли рано, очень рано, и непременно с кем-то из своих служащих. Я распоряжусь, чтобы вам подали завтрак. Вы будете ждать меня столько, сколько потребуется, это ведь входит в условия соглашения нашего, не так ли?
