Графиня Брюс — не такая дама, чтобы приключения с горничными терпеть. Даже без особой злости назвала дураком и велела убираться. Убрался не сразу, рассчитывал — будет примирение, все ж дама в годах, должна удерживать молодого любовника! А она и не подумала…
Нечаев ходил вокруг двора, конь понуро шел рядом. Мысли в голове были самые замогильные: ну вот, мало что сам опростоволосился, так еще подвел Воротынского. Про эту беду никто не узнает — да только сам ведь будешь знать и помнить, и знание встанет тебе поперек пути, когда за что-то новое возьмешься…
И будешь опускаться все ниже и ниже… в один прекрасный день наймешься зазорных девок сводням поставлять, тоже ведь ремесло…
Вообразив себя на дне жизни, в грязи неотмываемой, Нечаев содрогнулся. Это было — как будто он, тонучи в болоте, коснулся ногами твердой почвы и стоит на цыпочках, а на поверхности жижи — один лишь разинутый рот. И вдруг его осенило. Нужно вернуть деньги тому убогому, пусть даже про то никто и никогда не узнает. Вспомнить, сколько проиграно, и вернуть по частям, ибо все сразу — не получится.
Господи, мысленно произнес Нечаев, знаю, что грешен, да только хочу выкарабкаться, помоги, Господи, может, и из меня еще что путное выйдет?.. Из тех денег, что мне следуют за эту затею с девкой, себе оставлю десять рублей, прочее — отдам в возмещение, и найду способ прокормиться честно! Неужто я Тебе уж совсем более не нужен, Господи?..
Воззвав таким образом, он поравнялся с калиткой, и тут же калитка отворилась.
— Бог в помощь, — сказала невысокая и скромно одетая на городской лад русоволосая девица. — Не было ли у вас на дворе пропажи?
— Нет, голубушка, не было, ступай с Богом, — отвечал погруженный в задумчивость Нечаев и услышал в ответ знакомое и гневное:
— Дай-дай-дай!
Он ахнул, выпустил поводья, распахнул калитку и увидел свою ненаглядную дуру. Девица держала ее за руку.
— Заходи, сударыня! Заходи! — воскликнул он. — Где ж ты нашу дуреху отыскала и как догадалась ее сюда привести? Воротынский! Воротынский!
— Дай, сударь, присесть, с утра ее по дворам вожу, — жалобно сказала девица. — И деваться никуда от нее не могу, вцепилась в руку, как клещ, и бормочет. Мишка, говорит, Мишка, а что за Мишка — Бог весть.
— Так это ж я! Марья, Федосья! Где вы там пропали?.. Ишь ты, и епанча моя тут, все сыскалось!..
Нечаев устроил целый переполох. Прибежали женщины, хотели было увести дуру наверх, но она не отпускала руки своей спасительницы. Так их и усадили рядком за стол.
