Я смутно вспомнил, что Колхида — это, вроде бы, Кавказ, чуть ли даже не Грузия. Принялся рассказывать всё, что знал — о неспокойной военной обстановке сейчас, о непростых взаимоотношениях с соседними странами. Пришлось неслегка углубиться в историю, упомянуть между прочим и о том, что Земля круглая, об открытии Колумбом Америки, о мировых войнах, о том, как далеко ушёл прогресс за… сколько там тысяч лет? Две только тысячи — это Наша эра… Нас догнали, весело смеясь и хлопая в ладоши, девушки с кувшинами, тоесть, теперь без кувшинов — этим и объяснялась их радость.
— О герой, получилось! Всё, как ты говорил, получилось! Мы свободны…
Старики оглянулись на них недоуменно — что за смех и прыжки в подземном царстве? Но потом поняли вполне.
— Вовеки никто не приносил сюда такой радости… Продолжай же, герой! Что было дальше?
Меня сполна заставили вспомнить мировую историю, а заодно и географию, а заодно и описывать, какие восходы и закаты пылают сейчас над землёй, как пахнут цветы, какие дожди и грозы сотрясают небо. Как всё это можно описать? А я находил слова. Потому что этими словами они питались, как изголодавшиеся манной небесной…
Острые ногти пронзили мою руку сквозь куртку.
— Они, они… Как жаль, что нельзя умереть второй раз! Что нет сердца, которое могло бы разорваться при виде их…
Два мальчика-близнеца стояли невдалеке, держась за руки, и смотрели на нас. Смотрели с удивлением, с интересом — и только. Что ж, это неплохо…
Я подтолкнул её.
— Пойдите к ним. Не уверен, но кажется, они ждут вас…
С минуту все стояли, как истуканы, а потом мать бросилась к детям, а дети — к матери. Она упала на колени, обняла малышей по очереди, коснулась дрожащими, неверящими руками их кудрей…
— Мальчики мои, можете ли вы простить вашу мать? Нет мне оправдания, нет искупления… Но поверьте, раны я тогда не вам нанесла, а своему сердцу, вовек они не заживали… От большой боли, от горького безумия совершила это ваша мать. Сумеете ли вы простить меня хоть ещё через тысячу лет?
— Мы прощаем тебя, мамочка! Только больше не бросай нас…
Детские ручонки обвили шею матери, оба старика разом отвернулись, отирая обильные слёзы. Дети способны простить всё. Дети способны принять своих родителей любыми. Это загадка, которая не перестаёт потрясать… Тогда, очнувшись после отравления газом, те двое выживших детей первым делом спросили: что с мамочкой? Сеня тогда был удивлён до потрясения. А Игнатий Борисович сказал, что напротив, не удивлён ничуть.
