Конечно, были и замшелые строевые «бурбоны» по образцу капитана Сливы, или ожесточившиеся нервные «идеалисты», вроде гаршинского капитана Венцеля, но не они олицетворяли собой Императорскую русскую армию, а такие люди, как герой, к сожалению, неоконченного романа И.С. Шмелева рыцарь долга и чести капитан Бураев, которые если и не могли избавить своей жертвой Россию от зла, то смогли хотя бы спасти ее честь.
«Капитан Бураев прошел по фронту привычных лиц, следивших за ним дыханием, скомандовал — “первая шеренга… шаг вперед!” — прошел вдоль второй шеренги, останавливаясь и поправляя то выгнувшийся погон на гимнастерке с накрапленными вензелями шефа, то криво надетый пояс, деловито-спокойно замечая — “как же ты, Рыбкин… все не умеешь носить ремня!” — или, совсем обидно, — “а еще в третьей роте!” — или, почти довольный, — “так… чуть доверни приклад!” — взял у левофлангового Семечкина винтовку, потер носовым платком и показал отделенному Ямчуку зеленоватое жирное пятно, — “кашу у тебя, братец, маслят!” — сделал франтоватому взводному Козлову, которого отличал, строгое замечание, почему у троих за ушами грязь, а у Мошкина опять глаз гноится, — “доктору показать, сегодня же!”»
[Солдаты]
Прямо в соответствии с основательно нами забытым требованием нашего же Полевого устава 1912 года: «Словесные распоряжения отдавать спокойно»[66]. Никакого крика, ругани, грубости, или — неизвестно, что хуже — изощренно «вежливого» издевательства. Русской армии было еще очень далеко до того разгула матерщины, который стал повсеместной реальностью в не столь далеком будущем.
Даже в тяжелые годы Первой мировой войны русское командование, как показывает приказ известного впоследствии белого генерала С.Л. Маркова, боролось со сквернословием не только офицеров, но и младших командиров. Например, во время передачи позиций подпрапорщик 13-го стрелкового полка, которым командовал Марков, «употребил несколько бранных выражений»[67] по адресу подразделения сменяемого полка за оставленные в окопах грязь и беспорядок. На это немедленно последовала реакция полкового командира: подпрапорщик, несмотря на боевые заслуги, был снят с должности и арестован на семь суток, к которым своей властью добавил еще тринадцать командир дивизии.
Спору нет, нельзя сказать, что и солдаты и унтер-офицеры русской армии совсем не матерились — бессмысленно было бы это отрицать, — но важно то, что сквернословие до 1917 года получало должную оценку и отповедь со стороны командования и, если смотреть шире, со стороны образованных классов.
