(выделено нами. — С.З.); колкость раздражает»
[62]. «Крик и угрозы только что раздражают, — как бы подтверждал его слова прославленный герой Отечественной войны генерал П.П. Коновницын в наставлении великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам, — а пользы вам не принесут»
[63].
Мемуары русских офицеров оставили множество примеров неослабного внимания к чистоте речи, выступавшей осязаемым показателем здорового морально-нравственного микроклимата в воинских подразделениях. Например, в воспоминаниях офицера Лейб-гвардии Егерского полка читаем: «Могу с уверенностью сказать, что за все мое время пребывания в полку в мирное время (1911–1914 гг.) в роте не было ни одной кражи, ни драки, ни пьянства, ни даже ругани (выделено нами. — С.З.)»[64]. Сквернословие офицера перед подчиненными считалось взаимным оскорблением чести и личного достоинства, и это в тогдашнем сословном обществе, в армии, где командные должности занимались представителями привилегированного класса. Мат — иначе «площадная брань», воспринимался образованными людьми как принадлежность самой площади, то есть простонародья, низшего слоя общества.
В «Записках кирасира» бывший офицер Лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества полка В.С. Трубецкой приводит великолепную отповедь, данную командиром эскадрона юному корнету, увлекшемуся «воспитательным» процессом и допустившему в речи употребление ненормативной лексики: «Послушай, дружок, — отечески проговорил ротмистр, — когда ты непотребными словами оскорбляешь людей, одетых в ту же форму, какую носишь ты сам, ты этим оскорбляешь свой собственный мундир, а, следовательно, и тот полк, который мы все любим и обязаны чтить… Мы должны развивать в наших солдатах чувство гордости, а не унижать их. Ты можешь и даже обязан подтягивать и наказывать своих подчиненных, но оскорблять их матерным словом — это уже хамство, дружок. Ну, а теперь ступай к своему взводу и чтобы слово «мать» я от тебя больше не слышал!»[65].
Конечно, в армейских полках, разбросанных по медвежьим углам империи, отношение к сквернословию, насколько можно судить по нравам, описанным в купринском «Поединке», было несколько проще. Задавленная всегдашней нуждой армейщина, для которой единственным очагом культуры в провинциальной глухомани нередко был только железнодорожный вокзал, не особо стесняла себя ни речевым, ни прочим этикетом. И все же в этой книге, полной горького разочарования молодого офицера, находится место описанию порядков, принятых в лучшей роте полка, которая по выучке и внешнему виду не уступала гвардейской. Командир роты капитан Стельковский описан у Куприна в следующих выражениях: «…в высшей степени обладал он терпеливой, хладнокровной и уверенной настойчивостью», «он скупо тратил слова и редко возвышал голос», что закономерно приводило к тому, что «в роте у него не дрались и даже не ругались».
