Осматривая больного, хирург сразу определил, что вражеская пуля пробила Нахимову грудную клетку, повредила легкое и, раздробив лопатку, вышла наружу. Пирогов приложил максимум своих сил и умения и даже чуть больше, но жизнь адмирала висела на волоске. От обильной кровопотери кожа его стала пергаментно-желтой, а пульс – нитевидным. Нахимов несколько раз приходил в себя, открывал глаза, но ничего не говорил. Обводя присутствующих тусклым взглядом, он как бы искал кого-то и, не находя, снова смежал веки. Находившиеся рядом с ним люди не скрывали своей скорби и горести и плакали, не стесняясь слез.
Около двух суток длилось это критическое состояние, и никто не мог сказать, что будет через пять минут. Все только рьяно молились Господу Богу за жизнь своего адмирала. Всё это время Пирогов не отходил от постели больного, полностью посвятив себя заботе о Нахимове. Трудно сказать, что сыграло свою положительную роль – искусство врача, мольбы людей, а может, всё это вместе, – но Нахимов остался жив.
Крайне ослабленный, неспособный самостоятельно сдвинуться из-за нестерпимых болей в груди, адмирал со всеми предосторожностями был отправлен в Бахчисарай, а оттуда в Симферополь. Пирогов сильно переживал, довезут ли Нахимова до госпиталя живым, но все обошлось, и больной медленно пошел на поправку.
Когда в русском обществе стало известно о ранении адмирала, во всех храмах обеих столиц прошли торжественные молебны во здравие Нахимова. Все сразу осознали, насколько важен и нужен для России был этот человек, на плечах которого лежало тяжелое бремя защиты Севастополя.
Адмирал был жив, но едва только он оставил осажденный город, как над ним отчетливо замаячил призрак сдачи противнику. На место Нахимова Горчаков вновь назначил Остен-Сакена, который сразу отдал приказ об увеличении числа понтонных мостов через Севастопольскую бухту для быстрой эвакуации гарнизона и мирного населения на случай падения укреплений Южной стороны.
Князь Васильчиков, генералы Хрулев и Хрущев вместе с начальником Севастопольского порта вице-адмиралом Новосильским были категорически против подобных действий. Все они в один голос говорили, что один только вид мостов сразу породит неуверенность и робость в сердцах защитников Севастополя.
– Пока Павел Степанович был с нами, никто и мыслить не мог об оставлении города! – возмущались патриоты, но Дмитрий Ерофеевич был неудержим в своем стремлении угодить Горчакову.
Сам командующий Крымской армией ради сохранения численности своих войск был готов в случае падения передних рубежей обороны города незамедлительно оставить Южную сторону Севастополя и отойти к Мекензиевым горам. Там, на хорошо укрепленных позициях, генерал собирался дать противнику бой, который, по его глубокому убеждению, должен был стать роковым для сил коалиции.
