И так круглые сутки, каждый день, по всему организму.
Всего одна ошибка в генетическом коде, единственная ошибка в иммунной реакции может быть смертельной, потому что ее последствия умножатся и каскадом разойдутся по всей системе.
На войне ошибки нередки: теряется снабжение, портится оборудование, в трагических ситуациях военные даже случайно стреляют по своим.
Но представьте себе, что произойдет, если огонь по своим вызовет более сильный ответный огонь.
И еще раз.
А потом еще и еще.
Притом мы исходим из того, что людям известно все существенное о взаимодействиях и функциях иммунной системы. Однако это не так.
Выписавшись из больницы, я попеременно жил то у папы, то у Джины. Так им обоим было проще. Я не хотел сваливать все обязанности на кого-то одного, хотя, уверен, каждый из них с радостью принял бы меня и отдавал бы мне все свое время.
Три недели спустя я находился у сестры. Весь день меня преследовала сильная усталость, но я охотно списывал ее на продолжающееся восстановление организма. Наверняка я еще не вполне оправился, отойдя от врат смерти. Однако вечером, перед сном, я заметил, что некоторые гемангиомы, уменьшавшиеся по мере выздоровления, вновь стали расти. Красные и лиловатые пятнышки покрывали бледную кожу груди и рук. Хуже того – появились новые.
Усталость победила нараставшую тревогу, и я уснул. Через четырнадцать часов Джина решила, что пора меня будить. Я по-прежнему чувствовал себя изможденным.
Вскоре с ужасающей пунктуальностью вернулись тошнота и боли в животе, а затем – отечность. Я прилежно сдал анализы крови. Они подтвердили то, что мы и так уже знали: странная, агрессивная болезнь снова активизировалась.
Первого ноября 2010 года, всего через четыре недели после выписки, я опять поступил в больницу Рекса. Там мне назначили высокие дозы кортикостероидов, и они, как и прежде, не дали никакого эффекта, хотя почти всегда улучшают самочувствие и порой помогают даже при загадочных болезнях.
На этот раз, однако, возникло новое обстоятельство. Оказалось, что я знаком со своим лечащим врачом. Более того, когда-то я мечтал быть таким, как он. Всего несколько месяцев назад мы встречались. Я хотел обсудить с ним свою карьеру и надеялся стать его учеником. Это был тот самый онколог, который лечил маму.
Как и все предыдущие врачи, он посмотрел анализы, обдумал симптомы и пришел к выводу: это что угодно, только не лимфома. Несколько месяцев назад его слова явились бы для меня божественным откровением, но теперь во мне уже накопилось раздражение. Таинственная болезнь прервала мое медицинское образование, но сделала меня более прямым и откровенным – и именно этого мне не хватало, когда я был здоров и невредим. Наверное, это просто особенность психики человека, оказавшегося на краю гибели: терять-то уже нечего.
