Любовь и память | страница 43



Как ни боролся со сном Михайлик, не одолел его. Засыпая, припомнил Олексины слова: «Там, в книжках, живые люди, а их — под замок».

И приснился Михайлику сон: будто Ванжула поджег читальню. Из охваченных пламенем шкафов книги человеческими голосами кричали, взывая о помощи. Михайлик отчетливо слышал голоса Тома Сойера и Бекки Тэчер, Робинзона и Пятницы, Робина Гуда — вожака добрых разбойников Шервуда — и пронзительный свист маленького Джона. В эти голоса вплетался неистовый крик Олексы и отвратительный смех Ванжулы. Гигантский красный петух взлетел на крышу, замахал красными крыльями и тревожно закудахтал.

— Мама! Мамочка! Ой, что он сделал, — со стоном бормотал во сне Михайлик, мечась на постели. — Там — живые люди… Живые люди!..

— Да проснись же, сынок! — склонилась над ним мать… — Проснись скорее!..

Михайлик раскрыл глаза и беспокойным взглядом уставился на мать.

— Что-то страшное приснилось, сыночек?

— Пожар, — утирая ладонью пот со лба, обессиленно промолвил Михайлик.

— Успокойся, сынок. Пожар погасили.

— Погасили? У Ванжулы?

— Если бы у Ванжулы. Так ведь где тонко, там и рвется. Олексина хата сгорела. Так жаль сироток, что и не высказать.

— Олексина? — испуганный Михайлик сел на постели, свесив босые ноги.

— Сгорела в момент, а на хате Явтушенчихи огонь удалось погасить…

Михайлик знал: у бабы Явтушенчихи квартировал Гудков.

— Кто же поджег, мама?

— Никто не знает. Кивают на Ванжулу. С вечера будто бы Олекса выследил, как Фома прятал в яме под скирдой пшеницу, чтобы в хлебосдачу не вывозить. Олекса сказал будто бы Гудкову, и Гудков с Пастушенко накрыли Ванжулу… И что б им тут же взять Фому под стражу. Не взяли, а теперь вот как все обернулось. Только на рассвете арестовали Фому, а с ним и двух его дружков, что когда-то в банде Чавуса были. Говорят, с ними Ванжула и Гурия Ковальского убил.

Михайлик задумался и спросил:

— Где же теперь Олекса и Катеринка жить будут?

— Олексу Гудков к себе взял, а Катеринку — Пастушенко.

«Эх, не довелось Олексе пустить красного петуха!» — подумал с досадой Михайлик и пошел умываться.

XIV

В ту зиму из Сухаревки выселяли богачей и организовывали артель. Все с нетерпением ждали первой артельной весны. А весна запаздывала. Только в конце апреля, после последних снеговеев, сразу пригрело солнце, и за несколько дней снег сошел. В начале мая уже зазеленела трава. Сбросив полушубки, свитки и сапоги, облегченными босыми ногами люди протаптывали у дворов первые лоснящиеся тропинки.