Он вдруг как-то сжался и стал, кажется, даже меньше меня, но потом выпрямился, сплюнул и выругался:
— Э-э, да черт с ними! Мы еще и не такое видали… Словом, Олег, я ничего такого не сделал — ты так и ребятам скажи.
Он засунул руки в карманы и стал звенеть мелочью. Мне он опять почему-то не понравился.
— Вот отдубасим тебя по-настоящему — тогда будешь знать!
Чеснык быстро взглянул на меня, тонкие его губы сжались, но он промолчал и только через несколько минут ответил:
— Давай крутнем, что ли? А придут наши ребята — тогда пожалуйста. Если решите, что с меня нужно получить, получайте! Я и мизинчиком не шевельну.
Не играть с Чесныком в «орла» никто не клялся… Поэтому я хотя и посмотрел на него очень строго и недовольно, но все-таки пошел к бывшему манежу. Тут, рядом со школой и все-таки в стороне от нее, мы иногда играли в «орла» и в «ростовчика».
Пока мы шли, я шарил по карманам, но моего счастливого медного пятака уже не было. Большой, толстый, он был незаменимой битой в игре в «раскидыша» и «пожарника». Он хорошо «выдавал орла», когда мы крутили «орлянку».
Но отказываться было невозможно — это называлось бы уже трусостью. Я начал отставать от Чесныка, мечтая, что нам кто-нибудь встретится и помешает игре. Но нам никто не встретился.
Первым крутнул Чеснык, на двадцать копеек. Он размахнулся и швырнул вверх бронзовый маленький пятачок, который шариком взлетел выше манежа, потом звякнул на камнях и лег «решкой» вверх. Чеснык молча отсчитал мне сорок копеек — мою ставку и свой проигрыш. Потом он дал еще двадцать — свою ставку. Я крутнул этой же самой двадцатикопеечной монетой — мне было все равно, чем крутить. Выиграл. Сашка дал вторую ставку — сорок копеек. Я уже подумал, что можно обойтись и без счастливого пятака, и тут же проиграл.
Но потом мне повезло, и я выиграл четыре раза подряд.
Сашка рассердился:
— Это нечестно! Я кручу медяшкой, а ты серебряшкой. Да еще моей.
— А у меня нет медяшки, — сказал я и покраснел: так мне было жалко моего счастливого пятака.
Сашка спросил:
— А где же твой?
— Наверное, потерял…
— Это вчера? Да? На море? — допытывался Сашка.
Я признался, а делать этого было нельзя. Чеснык понял: замечательного пятака у меня нет и, значит, ему нечего бояться.
— Ну ладно… — решил он. — Раз так, тогда крути серебряшкой, но и я сменю.
В пятый раз серебряшка подвела. Я отдал Сашке его ставку, свой штраф и дал ему крутнуть сразу на рубль.
Тут он и пустил в ход новую биту. Она взлетела вверх, опустилась, звякнула о камни и, подпрыгнув, легла на землю. Я взглянул и обмер. Это был тоже старинный пятак — большой, медный. Я ничего не сказал и только покосился на Сашу, и тот понял меня. Он поднял пятак и показал его мне:
