Глаза у Петренко зеленоватые и почти всегда бегающие. А в ту минуту они были просто светлыми, почти как у Рудки, и задумчивыми. Он опустил их и тихонько продолжал:
— Она и спрашивает: «А ты их знаешь?» — «Конечно, — отвечаю. — Они из нашей школы, да их, наверное, переведут исправляться…» Ну, она уж тут спрашивать не стала — побежала в комнату и долго не возвращалась. Потом пришла, принесла в стакане полоскание и так на меня смотрит, что у меня просто все поджилки свело. Я давай полоскать рот, а сам думаю, как бы смотаться. Она спрашивает: «Это ты вместе с Женей Марковым учишься?» — «Да, — говорю. — А что?» А она не ответила да как заревет! И я тут же понял, что она и есть Женькина мать и, наверное, догадалась, что он удрал с уроков.
Кровь из зубов перестала идти, и я хотел было попросить свой портфель, но не могу к ней приступиться — плачет и плачет и все время повторяет: «Так вот какой у меня сын, так вот он какой!» Я стоял-стоял, как дурак, а потом попросил: «Дайте мне мою гимнастерку и портфель, я пойду в школу». Она даже не удивилась и говорит: «Иди в комнату. Там возьми». Я взял и уже почти ушел, а она опять спрашивает: «Кто же будет исправлять этих… ну тех, что тебя побили?» Ну, что я ей отвечу, если она все еще плачет? Я взял и пошел…
— В школу?
— Ты что, дурак? Чего это я пойду в школу, если вас нету? Что ж я, лучше всех? — возмущенно ответил Чеснык и замолчал.
Я тоже молчал. Получалось, что Чеснык ни в чем не виноват, а просто Женина мать все перепутала. Но теперь я не знал, как себя вести с ним. Ведь я тоже клялся отомстить Сашке, а выходит, что мстить не за что.
Так мы сидели на досках возле флигеля и молчали, пока к нам не подошли плотники. Один из них посмотрел на нас и сказал:
— Вот, понимаешь, народ до чего непонятливый! Один раз я уже гонял их отсюда, а они опять сидят и ничего не делают. Хоть бы помочь напросились — ведь для них же строим.
— Очень им эти мастерские нужны, — ответил ему второй рабочий, совсем молодой. — Они же только об университетах мечтают. А вот когда не попадут в них — тогда узнают…
— Ну ладно вам морали читать! — разозлился Чеснык и поднялся с досок.
Мы вышли из ворот школы и опять остановились — идти было некуда и делать нечего. Я даже о щегле забыл, потому что все время думал, как быть с Чесныком, а потом спросил:
— Слушай, а зачем же ты дружишь с этими… ну, с Гринем и Чубуковым?
Чеснык посмотрел на небо и покрутил головой:
— Ничего ты, Олег, не понимаешь! Заставят — с кем хочешь подружишься… Это ж такие… такие…
