— Добрый, — сказала трубка и ее губы.
Назавтра они отправились в городок в получасе езды от Амстердама — Марко давно держал его в запасе на такой романтический случай.
Она ехала как в невесомости. Утром муж объявил, что они идут к его тетке: у той вышла новая книжка, с презентацией чуть ли не в мэрии. Старая грымза, как заводная, выпускала брошюры, посвященные рецептам семейной гармонии: гранты делали тему неиссякаемой.
Услышав про вечернее мероприятие, Ингрид ничего не ответила, да ее ни о чем и не спрашивали. Несколько минут она формулировала, механически переставляя посуду из сушки на кухонную полку, потом сформулировала и, зайдя к мужу в кабинет, сказала, что не пойдет. А на ожидаемое «почему» ответила:
— У меня другие планы.
— Нельзя ли поинтересоваться, что за планы? — подняв голову от компьютера, с безукоризненной иронией в голосе осведомился Йохан. И она ответила:
— Меня пригласили на ужин.
И, дав сказанному осесть, вышла.
Самая большая хитрость заключается иногда в умении вовремя сказать правду. Муж так и остался сидеть у компьютера и в некотором смысле завис сам — из кабинета не раздавалось ни звука. Потом она услышала, как он вышел в коридор, но к ней не вошел и, постояв, вернулся к себе.
И вот она ехала куда-то с человеком, которого не знала еще позавчера. Ехала — и боялась ему разонравиться.
— Куда мы едем?
— Чур не трусить, — ответил Марко.
— Я не трушу, — сказала Ингрид.
— Ну и зря. — Красиво очерченные губы вытянулись в трубочку, предвестие улыбки. — Может, я маньяк.
— Я видела, — ответила она.
— А-а, — сказал он. — Ну, ей повезло, она успела уйти. — И, помолчав, добавил: — А вы попались.
— Ну вы нахал, — сказала она.
— Извините. — Марко коротко глянул вбок и улыбнулся уже по-настоящему. — Глупая шутка.
«Красивый, — подумала она, — красивый и знает это. Что я делаю?»
— Мы едем в Моникендам, — продолжал он. — Это недалеко. Там а) тихо, б) кормят отличным угрем. Вы как насчет угря?
— Хорошо.
— И я хорошо.
В машине снова повисло молчание. Но о чем бы они ни говорили и ни молчали теперь, все было о них самих, и оба понимали это.
Ингрид исподволь разглядывала его руку на коробке передач. Сильная кисть, поросшая волосами. Она вдруг представила, как эта рука ложится на ее бедро, и еле задавила в горле стон, и с ужасом, счастьем и стыдом почувствовала, что вся промокла. И отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица.
Перевела дыхание и только тогда услышала повисшую тишину.
— Что? Вы что-то спросили? — спросила Ингрид, чтобы незаметнее выйти из этого сладкого морока.
