Бронза и кость | страница 160
История Файлин Аволокорн была печальна и предсказуема. Забеременев от клиента, она мигом потеряла позицию самой востребованной девушки в борделе, а потом и вовсе вылетела из заведения: гости приходили в «Лелаваади» развлекаться, и детский плач изрядно портил атмосферу. Его дражайшие гости и дома могли послушать.
Файлин с маленькой дочерью была вынуждена вернуться в общину коренного населения в деревушке Ратана под Мангроув-парком, где и сгинула в ориумной горячке. Кого бы бывшая «прима» ни называла отцом Нарит, девочка выглядела как чистокровная ньямарангка, что и позволило ей прижиться в консервативной общине. Спасли обычаи: среди коренного населения дети считались благословением — а благословение никто не бросит помирать от голода. Нарит воспитывали всей общиной.
И всей общиной отвернулись от нее, едва девочке сравнялось двенадцать.
Я догадывалась, почему. Первая кровь — и первый фамилиар — мигом выдали в ней ведьму. А уж ведьм в Ньямаранге благословением точно никто не считал.
Нарит оказалась на улице, и повторить бы ей судьбу матери, но дар, к счастью, открывал перед ней другую дорогу. В Свамп Холлоу жил народ попроще; здесь никого не волновала природа пророчеств, если они сбывались и позволяли элементарно не проигрывать в карты и кости. Кое-кто даже умудрялся сколотить небольшой капитал и с радостью покинуть болотистые трущобы, — но Нарит оставалась на месте, хотя наверняка могла последовать за благодетелями.
Наверное, она все же заметила, что становится сильнее у себя дома, и пользовалась этим.
Постепенно в разваливающейся хижине на окраине Свамп Холлоу стало собираться все больше людей. Администрация даже была вынуждена прислать наряд охранников правопорядка, но те быстро убедились, что единственной угрозой спокойствию горожан оказалась болтовня да ориум. Увы, ни за то, ни за другое уголовного преследования законом не предусматривалось. С Нарит провели профилактическую беседу, но что она из нее вынесла, так и осталось загадкой.
Близких друзей у ведьмы не было. Народ в хижине постоянно менялся: кому-то начинало везти, кто-то разочаровывался и больше не приходил. Сирил оказался самым стойким — его даже пометили в деле как наиболее приближенное лицо, но назвать вайтонского эсквайра женихом ньямарангской нищенки у машинистки не хватило духа.
Как бы то ни было, связаться с Сирилом у следователей не вышло, а другие посетители хижины не могли рассказать ничего значимого. Недоброжелателей у Нарит не было, обожателей — тоже. Она жила в четырех стенах, никому не переходила дорогу, общаться предпочитала исключительно с ньямарангцами, — а те не забывали рассказать друзьям о «настоящей пророчице». В последние месяцы в хижину даже заходили жители «чистой» половины Лонгтауна. Элиас не поленился навестить всех их, но ничего подозрительного не обнаружил: ни связей с правящей верхушкой, ни причин ненавидеть Нарит настолько, чтобы выставить ее обезумевшей наркоманкой, да еще посмертно.