— Кто это здесь? — крикнул он.
Полные алые губы Лизетты сложились в обольстительную улыбку:
— Мой любовник, — сказала она. — Ты что, дураком меня считаешь? — заорал сенатор. — Я и сам вижу, что это твой любовник!
Мсье ле Сюёр был человеком действия. Он подошёл прямо к Лизетте и влепил ей размашистую пощёчину правой рукой по левой щеке.
— Скотина! — взвизгнула Лизетта.
Он обернулся к молодому человеку, наблюдавшему эту сцену насилия в некотором замешательстве, и, распрямившись во весь рост, выбросил руку, драматически указывая пальцем на дверь.
— Вон! — крикнул он. — Вон отсюда!
Столь властен был вид этого государственного мужа, способного изменить настроение толпы возмущённых налогоплательщиков или одним лишь движением бровей овладеть ситуацией на годовом собрании разочарованных акционеров, что, как подумали бы многие, молодой человек должен был опрометью броситься к двери; но молодой человек остался там, где был: не очень уверено, правда, но он остался на своей позиции, бросив на Лизетту умоляющий взгляд и чуть пожав плечами.
— Чего же вы ждёте? — проревел сенатор. — Вы хотите, чтобы я применил силу?
— Он не может уйти в своей пижаме, — сказала Лизетта.
— Это не его пижама, это моя пижама!
— Ему нужно одеться.
Мсье ле Сюёр огляделся и увидел на стуле за собой беспорядочно разбросанные принадлежности мужского гардероба. Сенатор смерил молодого человека брезгливым взглядом:
— Можете забрать свои вещи, мсье, — сказал он с холодным презрением.
Молодой человек подхватил одежду в охапку, подобрал валявшиеся на полу туфли и выскользнул из комнаты. Мсье ле Сюёр обладал большим ораторским даром, и никогда ранее он не использовал этот дар с таким блеском. Он высказал Лизетте всё, что думал о ней, и мысли эти были далеко не лестные. Он изобразил её неблагодарность самыми чёрными красками. Он находил для неё в своём обширном словаре самые уничижительные определения. Он призывал небеса во свидетели, что никогда ещё женщина не отплатила человеку, поверившему в неё, столь низким обманом. Короче говоря, он произнёс всё, что подсказали ему гнев и уязвлённое тщеславие. Лизетта и не пыталась защищаться. Она молча слушала, опустив глаза и пощипывая булочку, которую не успела доесть из-за появления сенатора. Он бросил раздражённый взгляд на её тарелку.
— Я хотел, чтобы ты первая услышала эту важную новость, и пришёл к тебе прямо с вокзала. Я ожидал, что позавтракаю с тобою, присев на край твоей постели.
