— А как же те, у кого ничего нет за душой?
— Они? Тоже станут целовать Коран!
Кинзя подивился такому легкомысленному рассуждению друга.
Вечером жители Ашкадара с детьми и с жалкими остатками домашнего скарба переселились в Стерлитамак, жалуясь на постоянные налеты и грабежи карателей. Во владения Мирзагула мелкие карательные отряды пока боялись заглядывать.
На хозяйском подворье собралась большая группа мужчин. Старшина подозвал к себе одного из них, не выделявшегося ростом, щуплого, с кривыми ногами, но, как успел заметить Кинзя, не лишенного ума и бойкости.
— Возьми с собой Туктагула и еще кого-нибудь двоих, — сказал Мирзагул. — Ты, Каныш, будешь за главного. Пленного и пушку отвезешь в ставку Кильмека, сдашь лично ему.
Алибай ткнул Кинзю в бок и подмигнул: мол, слышишь, куда отправляют нашу пушку?
Между тем, отец продолжал наставлять Каныша:
— В пути будь осторожен. Не напорись на каратов. Пленного держи рядом. Если произойдет что-нибудь важное, отправь Туктагула с вестью назад. Еще вот что. Там тебя будет ждать Конкас-сэсэн. Хочет он навестить наши края. Привези его сюда, да так, чтобы пылинка на него не села. Отправляйтесь спозаранок.
— Слушаюсь, туря, — кивнул Каныш.
— А ты, Туктагул, слушайся во всем Каныша. Не своевольничай! Понятно?
— Понятно, старшина.
Алибай, жаждавший новых подвигов, кинулся к отцу.
— Отец, пушку мы с Кинзей и сами можем отвезти! Как хочется побывать в боевой юрте Кильмека-абыза…
Мирзагул сердито глянул на сына.
— Не ожидал, что уподобишься ты неразумному жеребенку. Бесшабашный, не умеешь себя уберечь. Никуда я тебя сейчас не пущу.
Алибай от обиды до крови прикусил губу.
— Отец!
Аксакалы, слышавшие их разговор, подошли поближе.
— Вай, Мирзагул-туря, почему не разрешаешь? Ребята такие батыры. Как ведь приволокли ту пушку, — сказал один из них.
— Верно, — добавил другой. — Оставишь ты сына, тогда и другие не захотят своих отпускать.
Мирзагул ожег взглядом аксакалов, жестко улыбнулся.
— Я приструниваю их лишь потому, чтобы были бдительными. Пойдут, конечно, с пушкой. Большой почет предстать пред очи хана. — Он повернулся к сыну, ворчливо добавил: — Ладно, не умеешь себя беречь, так вот что хочу сказать. Когда не станет меня, кто будет хозяином? Подумай об этом…
Позвали к ужину. В просторной избе Юралыя был приготовлен большой табын. Отец Юралыя, седовласый старец с острой козлиной бородкой и багровым лицом, восседал в красном углу. Старшина Мирзагул уселся рядом. По обе стороны от них сели аксакалы, съехавшиеся из ближних аулов. В конце примостились Алибай с Кинзей. Сам Юралый разносил блюда с жареным мясом, бурдюки с кумысом. Соблюдая обычай, воздав хвалу Всевышнему, принялись за трапезу. Пошли по кругу расписные чаши с белопенным напитком, языки развязались. Говорили и о Кирилове, и о Тевкелеве, и о том, что из долины Демы двинулся с войском генерал Румянцев, а из Уфы и Табынска вышли еще какие-то отряды во главе с майорами и полковниками.
