Когда Кинзя придержал лошадь около отца, с его возбужденного, сияющего лица стекал обильный пот. Караковая с буланым тоже блестели влажными глянцевыми боками и крупами. Кинзя снял с головы платок, которым повязал уши на время скачек, и тыльной стороной ладони вытер пот, евший глаза. Взрослые аульчане окружили его, высказывая лестные слова, ласково похлопывая лошадей.
— Афарин[28], Кинзя!
— Ай-хай, парень совсем возмужал!
Арслан, хотя и мельком, но внимательно оглядел лошадей.
— Для первого раза сойдет, — сдержанно высказался он. — Обучить коня время требуется, но пуще всего самому надобно учиться.
У Кинзи чуть не вырвалось: «Что же еще надо?»
Упав духом, не скрывая обиды, он сказал:
— Отец, может быть, сам покажешь?
— А что? Тряхни стариной, Арслан-агай! Покажи, на что с молодости гож был! — подхватили остальные.
Арслан-батыр лукаво глянул из-под густых бровей.
— Где уж мне теперь с молодежью состязаться! Кости старые стали…
Все понимали, что он хитрит. Башкиры на коне рождаются, на коне умирают, и передается им из поколения в поколение гордый, воинственный дух, богатый опыт отцов и дедов.
Отца Арслана-батыра, Аккула, люди любили за смелость и доброту, переиначив его настоящее имя в созвучное Аккош[29].
Рано он остался сиротой, и еще в юности вместе со старшим братом Шугуром, набравшись смелости, написал письмо царям Петру и Ивану, делившим тогда российский трон, и исхлопотал у них право на тарханство за погибшего на государевой службе отца.
А про самого Арслана рассказывали, будто в один прекрасный день он столкнулся один на один со львом и в жестокой схватке одолел его, задушив руками, а сила зверя перешла в него. Этой причиной объясняли его воинскую доблесть и то, что на сабантуях никто не мог перебороть его. Он играючи ловил необъезженных коней или, захватив пару лошадок, уединялся в укромном месте и начинал обучать их. Люди обо всем знают…
— Сегодня уже поздно, — сказал Арслан, не отказываясь решительно. — Завтра еще день будет, тогда посмотрим.
Наутро молодежь и взрослые аульчане опять собрались в липняке у Волчьей поляны. Арслан-батыр, одетый в ратные доспехи, привел огненно-рыжего коня с горделиво посаженной головой и серо-пегого жеребца. В глазах зрителей читалось любопытство и удивление. Да и сам Кинзя очень редко видел его в таком облачении — в военном зеленом еляне, в шапке с меховой оторочкой, с саблей на боку, с перекинутым через плечо колчаном. В луку седла упирается копье. И в коней будто вселился воинственный дух. Пляшут от нетерпения на месте, уши торчком. Кажется, отпусти поводья — и взовьются в небо.
