— Ты тоже будешь стрелять? — спросил Кинзю один из парней и протянул лук. Он повертел его в руках и молча пошел домой — за своим.
У Кинзи всего было в достатке. Самодельных луков не перечесть, но отец подарил ему полное воинское снаряжение.
Войдя в дом, он снял со стены боевой лук, колчан со стрелами. Оружие отличное, сделанное из расщепленного ствола отборной елки, в два слоя, а изнутри для большей упругости прикреплены пластины из оленьего рога, и все это покрыто сверху туго намотанной берестой. Такой лук не отсыревал, не боялся ударов. Из него Кинзе приходилось стрелять много раз. Вот и сейчас он, перетянув ослабевшую тетиву из сухожилий, поиграл луком, примерил к руке.
Когда Кинзя вернулся к ребятам на лужайку, они устанавливали новую мишень, полую деревянную трубку длиной в полстрелы с легко выбиваемой затычкой на конце. Стрела должна была войти в трубку и выбить затычку. Это удавалось далеко не всем, но потерпевшие наудачу, войдя в раж, нетерпеливо вставали в очередь друг за другом.
Приготовился стрелять Кинзя. Он выбрал хорошо оперенную стрелу, положил ее на выемку лука, оттянул тетиву. Ребята притихли. Одни любовались прекрасным оружием и ладной фигурой товарища, другие посмеивались над тем, что за своими книжками шакирд, поди, стрелять разучился.
Кинзя понимал, как необходимо ему поразить мишень. Не для похвальбы, а чтобы проложить тропку к сердцам сверстников. Он придержал дыхание, чтоб не качнулась рука, еще раз примерился и отпустил тетиву. Со свистом вылетела стрела.
— Вышиб, вышиб! — Ребята с криками побежали к мишени, разыскали выбитую затычку и восторженно окружили Кинзю.
Стреляли до тех пор, пока не стало смеркаться. А на следующий день устроили куда более серьезные состязания. Надо было попасть в колечко, прикрытое красным лоскутком. Потом соорудили нишану — мишень в виде человеческой фигуры, стараясь угодить стрелой в глаз, рот или лоб.
Изображение человека запрещено мусульманам самим Аллахом. Считалось, что через девять лет изображение оживает, обретая душу. Однако стрельбу по нишане так никто и не запрещал, очевидно оттого, что обычай укоренился еще задолго до введения ислама. Да и какая душа позарится на нишану, изрешеченную множеством стрел?
Кинзя оказался метким стрелком, настоящим мергеном. Никто не смог одержать верх над ним, стрелы точно ложились в цель — и в глаз нишаны, и в отверстие колечка.
За стрельбой перешли на сабли и пики. Те, кто помладше, вытесав сабли из дерева, без устали размахивали ими, схватывались друг с другом как в настоящем бою. Старшие, оседлав лошадей, на полном скаку рубили уже настоящими саблями воткнутые в землю ветки тальника или насаженные на палку глиняные шары величиной с яблоко. Это было далеко не легкое дело, потому что успех зависел не только от всадника, но и от коня. А здесь Кинзя кое-кому уступал.
