Работы, конечно, много, но она не приедается, не тяготит Асылбику. Большое хозяйство не позволяет лениться, а благополучие радует. Почему же тогда неясная, ничем не объяснимая тревога подступает к сердцу?
Пастух погнал стадо на луга. В ауле наступил час временного затишья. Самая пора посидеть и вволю почаевничать. Асылбика повернула к дому, и в этот миг ее взгляд упал на склон горы, где показался большой косяк бегущих вразброд лошадей. Неспокойно вели себя кобылицы, с тоненьким отчаянным ржанием метались между ними жеребята и стригунки. Асылбика сразу узнала косяк, ведомый гнедым жеребцом с белой звездой на лбу. Он был одним из лучших вожаков, ревниво и зорко оберегавших косяк, и послушные его воле кобылицы нагуливали жир на облюбованных им пастбищах, по его знаку спускались к родникам на водопой. Но сейчас они выказывали неповиновение, разгоряченный гнедой носился вокруг них, стараясь наладить строй. Завернет одну кобылу, а другая в этот момент строптиво скачет в сторону.
«С чего они так взбудоражены? — недоумевала Асылбика. — Да и возвращаются не ко времени».
У ворот дома стоял ее муж Арслан-батыр и задумчиво смотрел на верхушки вязов, растущих на берегу Назы.
— Отец, н-наш г-гнедой с белой звездочкой г-гонит косяк д-домой, — обратилась она к нему, слегка заикаясь, как это случалось с ней в минуты волнения. — Что скажешь?
— А?
— Я г-говорю, г-гнедой косяк гонит. Что п-приключи-лось с ним, ума не приложу. Слышишь? Не ржет, а стонет.
— Ну?
— Вот и спрашиваю т-тебя — почему? Ох, к-какой ты бесчувственный! — Невозмутимость мужа разозлила ее. Можно подумать, что не о его косяке идет речь. Никаких забот о хозяйстве!
Между тем вожак привел кобылиц в аул. Покусывая их за крупы и тесня плечом, сбил в кучу возле раскидистого могучего дуба, где белели перекладины из боярышника — места для дойки кобылиц. Лошади, очутившись в привычной обстановке, быстро утихомирились, и гнедой издал короткое ржание, как бы показывая: вот, мол, смотрите, полный порядок, все в целости и сохранности. Но сам по-прежнему проявлял беспокойство, прядал ушами, бил передними копытами землю.
— Весь в пене, бедняга! — пожалела его Асылбика.
Сообразив, что жена тревожится не понапрасну, однако все еще продолжая смотреть вверх, на деревья, Арслан наконец-то подал голос:
— A-а, действительно так… Думаю, к чему бы это карканье? Глянь на макушку вяза. Видишь? Одинокий ворон раскаркался. Собственное гнездо ему опостылело, что ли? Ишь, как разоряется. Беду накликивает на нашу голову.
