* * *
Среди работ Бориса Биргера, доставшихся мне в наследство от Иры и Гали, есть сделанное шариковой ручкой изображение ветвистого дерева, запорошенного снегом, – вид из окна балтеровского дома в Вертошино. Перед деревом – штакетник ограды с полоской снега на верхней перекладине. Внизу под рисунком надпись: «Милому Вите на память о Малеевке и старом Б. Б. Очень искренне».
Насчет «старого Б. Б.» могу заверить, что это обычное кокетство. Биргеру было тогда около шестидесяти, он был худощав, но очень силен физически. Про таких говорят «жилистый». Мог оторвать меня от земли и удерживать на руках в течение нескольких минут. Однажды мы с ним и еще с кем-то из друзей дома несли через овраг Любу Кабо в ее инвалидном кресле, чтобы она смогла поучаствовать в поминках по Борису Балтеру (пока жива была Галя, мы поминали Бориса каждый год в день его рождения и в день смерти). И основной движущей силой среди несущих Любу был, конечно, Биргер.
Вот только на машине, которую завел в эти годы, он ездил поначалу довольно медленно. Поэтому известие о том, что у въезда в Рузу его оштрафовали за превышение скорости, вызывало улыбку. А дело было в том, что при спуске с горки он слишком разогнался и внизу его остановили гаишники.
Познакомился я с Биргером в его мастерской на Сиреневом бульваре в Измайлово. Это было в 1978 году. Он недавно закончил групповой портрет «Красные бокалы», посвященный памяти Бориса Балтера, и устраивал просмотры для друзей. Ира и Галя пригласили меня пойти с ними.
Чердачное помещение девятиэтажного кирпичного дома было приспособлено для художественных мастерских, одну из которых занимал Биргер. Небольшая комната, освещение верхнее – фонарь в крыше, окна не было. Биргер показал и другие, более ранние работы, в частности, портреты Майи Аксеновой (тогда еще Кармен), Валентина и Татьяны Непомнящих, своей молодой жены Наташи Биргер и групповой портрет «Маскарад», где себя изобразил в шутовском колпаке с погремушками. Его работы, полузаговорщическая обстановка просмотра с демонстративным запиранием двери произвели на меня сильное впечатление, которое тогда же, как говорится, по свежим следам, отразилось в стихотворении:
Держат высь фонаря переплеты,
Зимний свет не силен, но глубок.
Открывает художник работы —
Все собрались, и дверь на замок.
Приглушенные сумраком краски,
Приглушенных раздумий венец —
Откровение, грустная сказка
Для изломанных былью сердец.
Этих судеб кривых вереница,
