Валя был очень надежным другом. Если кому-то требовалась помощь, он оказывал ее незамедлительно, будто других забот у него не было. Так, когда на балтеровской даче потек расширительный бак для воды, он чуть ли не через день прислал из Дубны новый бак из нержавеющей стали, который стоит и по сей день. Однажды я возвращался из Малеевки в его машине, и он затеял по дороге разговор о политической пассивности соотечественников. Я признался, что тоже не рвусь публично демонстрировать свое неприятие советской власти, потому что боюсь остаться без работы (в лучшем случае!) и обречь семью на нужду и унижения. Валя возразил на это:
– Зря ты боишься, найдутся люди, которые помогут.
Сам он был человеком с явно выраженной авантюрной жилкой. Войнович однажды ездил с ним по Кавказу. По дороге в Тбилиси они проезжали Гори, родной город Сталина, и Валя на пари вызвался осквернить памятник умершему коммунистическому вождю. Когда проезжали площадь с памятником, он попросил Володю остановиться в начале ближайшего переулка, не выключая двигатель, и вышел из машины. А дальше, как рассказывал Войнович, было следующее:
– Подойдя к памятнику, Валя начал нервно расхаживать около него взад и вперед. Потом я вдруг увидел, что он садится и снимает штаны. Сделав дело, он бросился к машине. Я рванул с места, и мы мчались не останавливаясь до самого Тбилиси.
А Сарновы рассказывали, как Петрухин возил их по Северному Кавказу. Перед поездкой в Гуниб, на родину Шамиля, у него сел аккумулятор. И не просто сел, а полностью вышел из строя. Купить новый было негде. И Валя сказал, что заведется от попутной машины. Так они и поднялись по горному серпантину в Гуниб, на высоту 2000 метров над уровнем моря. А когда нужно было возвращаться назад, он успокоил пассажиров, сказав, что ехать нужно с горы и при свободном спуске вниз машина рано или поздно заведется. Так оно и было на самом деле. Но при спуске с довольно крутого склона с неработающим двигателем, ощущая постоянное ускорение, Сарновы в течение какого-то времени чувствовали себя, прямо скажем, не очень комфортно.
На работу и с работы Петрухин ездил разными дорогами.
– Не нужно создавать привыкания к чему-либо, культивировать устойчивые привычки, – объяснял он. – А вдруг окажешься в лагере? И тогда легче будет приспособиться к такой глобальной жизненной перемене…
Вообще он был человеком очень активным, целеустремленным, и ничто как будто не предвещало его трагического финала, пришедшегося на самый конец восьмидесятых.
