Л. Леонов выразился так: «Может быть, самое ценное в системе Беломорстроя, следовательно ОГПУ — высокое искусство умно и строго щадить людей, предназначенных всем нашим гнусным прошлым для страшной и, вот, избегнутой роли человеческого утиля».
В Ошле организовывались вечера отдыха, где зэки могли даже танцевать. Обычно играли гармонь или баян, а когда их не было, кто-то бренчал на гитаре или балалайке. Девушки пели частушки, плясали. Чаще всего танцевали бальные танцы — падеспань и другие, которых я не знал. В этих случаях я превращался в зрителя. Зато я не пропускал ни одного фокстрота или танго. Конечно, я выбрал себе в партнерши Тасю.
Нет лучшего способа знакомиться с девушкой, как на танцах, и главное — сразу узнаешь, какое чувство она к тебе испытывает. Она может танцевать с каменным лицом, не произнося ни слова, без темперамента, держась подальше от тебя, или, наоборот, прижавшись к тебе, быть разговорчивой и нежно улыбаться. И по тому, как она отвечает на твое рукопожатие, сразу становится ясно, хочет ли она продолжения знакомства или нет.
Тася была несколько смущена, когда я ее пригласил, покраснела слегка, но охотно согласилась. Она танцевала хорошо, и, когда я ее слегка прижал к себе, не сопротивлялась.
— Вы откуда? — спросил я ее.
— Из Сернурского района.— Она посмотрела на меня с лукавым выражением лица и, видимо, поняла, что я начал этот разговор не без умысла.
— Работали?
— Да, в колхозе. А вы давно здесь?
— Нет, несколько месяцев.
— Я слышала, что вы немец.
— Да. Это вас смущает?
— Меня? Почему? Вы же, наверное, не фашист?
— Конечно, нет.
Музыка как раз кончилась. Я проводил ее к скамейкам и сел рядом с ней.
— Тася, а можно вас еще пригласить?
Девушка сделала большие глаза.
— Если вам приятно, пожалуйста. Но откуда вы знаете мое имя?
— Вы же были на медосмотре.
— Да, но как вы могли запомнить мое имя? Наверно, у вас хорошая память?
— Почему? Я запомнил лишь ваше имя.
— Мое? Чем я отличаюсь от других? — Она поправляла волосы, чтобы скрыть свое смущение.
— У вас приятное лицо.
— Это вам только кажется. Другие девушки не хуже меня.
— Я другого мнения.
В тот вечер я танцевал только с Тасей, а затем проводил ее в барак.
— Вам понравились танцы? — спросил я на прощание.
— Да, Генри.
— А вы откуда знаете мое имя?
— Вас, по-моему, знают все.
— Еще увидимся с вами?
— А вы хотите? — Снова девушка улыбнулась лукаво.
— Конечно.
— Тогда увидимся еще.
Странная жизнь царила в колонии, где зэки на короткое время могли забыть и колючую проволоку, и вонючие бараки, и конвоиров с собаками, которые гнали их на работу. Они могли даже петь и танцевать и прижимать к себе покрепче девушек, приглянувшихся им. А дальше уже следовали сплошные запреты. Постоял с девушкой, обнявшись в тамбуре — карцер, а если был на престижной работе — на «общие». Это тоже своеобразная пытка, пытка изощренная. Об этом я сейчас невольно подумал.
