— Как ее звали? — полюбопытствовал Андрей.
— Вы истинный следопыт, — ответила Елизавета Петровна. — Вам хотелось бы проверить документы даже у возлюбленной Боттичелли. К сожалению, имя ее осталось неизвестно.
Петр Степанович называл жену в шутку культуртрегером — она отличалась редкой начитанностью.
— Скажите, Елизавета Петровна, а зачем люди так много сил тратили на все эти картины, статуи? — спрашивал за чаем прапорщик Грачев. — Лучше б машины строили.
Она сердито поджимала губы:
— Искусство спасало и спасает человека от одичания. Иная картина важнее паровоза. Скажем, «Бурлаки» Репина.
— Но не важнее завода! — не унимался прапорщик.
— Это несопоставимые вещи. Заводы реконструируются или закрываются, если они устарели. Картина не устаревает никогда. Это окно в мир — в прошлый и в настоящий, а возможно, и в будущий.
Женщина брала с полки толстые альбомы с иллюстрациями. Картины великих художников словно бы оживали, наполнялись движением. Такие беседы заронили в душу Овчинникова тягу к прекрасному.
Овчинников удивлялся этой дружной паре. Наверное, и у них случались семейные неурядицы, но об этом никто не знал. Выдержанная Елизавета Петровна умела на людях быть всегда ровной, приветливой, ее голубые глаза лучились добротой. Солдаты и офицеры называли ее «мамочкой», а Нефедова — «батей». А они даже не подозревали об этом. Их старший сын Алеша пошел в погранучилище, младший учился в школе-интернате в областном центре.
Как-то заговорили о бытовых трудностях, с какими неизбежно встречается всякий молодой человек, решивший посвятить свою жизнь границе. По роду занятий жены, получившей высшее или средне-техническое образование, иногда приходится переводить молодого способного офицера с боевого участка в город, на штабную работу, ставить его в особое положение перед товарищами.
— Да, конечно, жалко их, — подала голос Елизавета Петровна. — Молодость-то проходит... А жене хочется и в театр сходить, и с подругами поболтать по телефону. Очень даже мне жалко тех девушек, которые вдруг оказываются в такой вот глуши.
— Значит, вы одобряете, когда они отсюда уезжают? — спросил Андрей.
— Я удивляюсь таким особам. Инфантильная порода. Мы относились к семейной жизни гораздо серьезнее. А поколение, жившее до нас, — еще серьезнее. Иногда мне кажется, что изобилие еды и развлечений порождает легкомыслие. Человек забывает, что вступление в брак — соединение двух характеров. Во времена когда строили Комсомольск-на-Амуре, осваивали Дальний Восток, женщины ехали туда сотнями, тысячами и не заботились о бытовых удобствах. Романтика молодости, осознанная государственная необходимость... Не думаю, чтоб наша молодежь утратила эти качества. В семье, конечно, не без урода. Приезжает этакая фифа на заставу и не знает, чем себя занять. А у меня на все времени не хватает.
