Восхождение на Холм Славы | страница 12
— У меня тоже, — сказал Андрей. — Прямо-таки задыхаюсь от нехватки времени. Прав Суворов: «Деньги дороги́, жизнь человека еще дороже, а время дороже всего». Теперь я по-особому воспринимаю эту истину и, чего греха таить, кажусь себе страшно нерасторопным.
— Это у вас с годами пройдет. Легче всего двигаться в будущее на плечах идущего впереди.
— Вы самоотверженная женщина.
Она рассердилась:
— Не говорите вздора! Когда утверждают, будто любовь требует самоотверженности, мне становится как-то стыдно. При чем здесь самоотверженность? Вроде бы Петя занимается серьезным делом, а я при нем — некий страдательный залог. Я вышла замуж не за офицера, не за пограничника, а за человека, без которого не мыслила свое существование. У всякой женщины помимо ее общественного назначения есть еще одна задача, я бы сказала, главная задача, без выполнения которой общество не может быть прочным, — создать семью и оберегать ее физическое и нравственное здоровье. Я восхищаюсь женщинами профессорами и летчицами, но когда узнаю, что они в своем благородном служении обществу так и не обзавелись семьей (не успели!), становится жаль их чисто по-человечески. Больше того, я теряю интерес к их высоким успехам. Человек — не только функция, он прежде всего человек. Женщина, не сумевшая создать прочную семью, — это и есть неудачница, если даже у нее десяток высоких степеней и званий.
— У тебя домостроевские взгляды, — подавал голос Петр Степанович. — Не тумань лейтенанту мозги. Я знал одну женщину — капитана сухогруза. Нынче здесь — завтра там...
Она улыбалась:
— Вот и женился бы на капитане сухогруза. А детей рожать поручил бы кому-нибудь другому. Дети, которые рождаются на заставе, крепче городских. Воздух, первозданная природа...
— А я люблю город, — не сдавался Петр Степанович.
— Я люблю Луну, но в космонавты идти не собираюсь.
— Да... грузины правы, когда говорят, что легче управлять государством, чем женой.
Когда между супругами завязывалась подобная перепалка, Овчинников смеялся от души. Она — маленькая, с гордо поднятой головой, он — широкоплечий, приземистый, с небольшими, всегда прищуренными глазами. Казалось, будто они нарочно разыгрывают ту или иную сцену. Андрей был влюблен в обоих — ведь они были носителями высокого смысла жизни, и, наверное, это ощущение, пусть до конца не осознанное, жило в них всегда. Человек всюду интересен во всех его проявлениях — и в шумном городе, и в самом глухом углу. Овчинников вспоминал свою работу в цеху. Там тоже было по-своему интересно, но жизнь иногда томила монотонностью. Здесь он не ощущал однообразия. Он приходил к выводу, что истинные философы рождаются не на кафедрах научных заведений, а при повседневном борении со стихиями: будь то море, воздушное пространство или же пустыня во всей ее непостижимой молчаливости.