Черный горизонт. Красный туман | страница 37
И Каетан отвечал, как это часто случается во сне, будучи одновременно говорящим слова героем и внешним наблюдателем.
Кричал:
– Нет! Не говори этого! Нет!!
Говорил:
– Убей!
А нож вспарывал горло Дорки, словно рыбье брюхо.
Тогда во сне появлялся Роберт, как и тогда, с автоматом, и начинал стрелять в карлика, но пули попадали и в тело маленькой мертвой девочки. На ее сером полотняном платьице расцветал чудесный узор из красных лепестков роз, с каждым моментом становясь все интенсивней и сложнее.
– Это ты ее убил, не я. – Взрослый Каетан-наблюдатель слышал слова, произносимые мальчиком-Кайтеком. – Это ты – убийца!
Острием ножа он указывал на Роберта. Поднимал другую руку, в которой продолжал сжимать волшебный предмет, украденный у карлика. В глазах Роберта из сна он видел красные огоньки. И страх.
– Это ты!
Тело Роберта моментально вспыхнуло, его автомат выплюнул еще несколько пуль, которые тоже загорелись в полете. Роберт принялся бегать, подскакивая и натыкаясь на деревья, продолжая выть и рыдать.
– Ты не будешь моим отцом! – сказал еще Кайтек-из-сна, а мигом позже живой факел ударил в него, и мальчик тоже загорелся.
Потом еще его убил граф, высосав сперва жизнь из прекрасной эльфийки, Анны Наа’Маар.
В последнем сне Каетан сам выстрелил себе из пистолета в лицо.
Проснулся он задолго до четырех утра, в жуткий предрассветный час. Все еще было темно. А он лежал, свернувшись в своей берлоге из листьев и мха, сжавшийся, потный, в горячке. И плакал.
Требушет йегеров сделал первый выстрел. Суицидальный заряд полетел к Польше.
Это такие машины принесли гибель Бонну и Вроцлаву, Лиону и Копенгагену, а неразорвавшиеся их заряды порой приводили к эвакуации целых кварталов и местечек. Бомбы самоубийц, страшное название, дающее новый смысл понятию «психологическая война».
Каетан видел съемки из Копенгагена. Непонятно, почему именно из этого города осталось более всего записей и почему именно здесь множество людей довольно долго выдерживали атаку и сумели снять те жуткие вещи, что творились вокруг. И да – съемки частных камер, направляемых осознающими все операторами, были ценнее, чем те, из производственных и полицейских аппаратов, что просто регистрировали все, что попадало в поле их зрения. Записи из Копенгагена были лучше прочих. Эльфы говорили, что это из-за самого характера города: спокойного, приветливого, безопасного. Современного, но камерного, предлагающего туристам и жителям чистые улицы, уютные кафе и спокойную, человеческих форматов архитектуру, которой нет в производственных центрах или в небоскребах бизнес-центров. Копенгаген оберегал своих обитателей, даря им лишние минуты или даже десятки их. Многие сбежали, другие, к собственному несчастью, не понимавшие, что происходит, пытались делать съемки.